Когда Глеб уже собирался выйти за порог, позвонил Юрасик. Запинаясь, проговорил, что у него возникла небольшая проблема, и без Глеба он ее решить не сможет. Если тот сейчас не придет на улицу Солнечную, то Юрасик у Лены не появится. Глеб плюнул с досады. Ему совсем не улыбалось идти к Лене одному, и он не мог позволить, чтобы придуманный им эксперимент провалился. Поэтому он неохотно обещал, что скоро будет.
Подойдя к указанному дому, он заметил Юрасика, торчащего в распахнутом окне первого этажа.
— Ну, пришел, — сказал Глеб. — В чем дело?
— Я не могу выйти через дверь, — отозвался Юрасик, понизив голос. — Крестная меня увидит и никуда не пустит.
— Лезь через окно. Только она может войти в комнату, а тебя нет.
— Не войдет, я точно знаю. В прошлый раз я до рассвета не спал, ее не было.
Юрасик с трудом забрался на подоконник, уселся, свесив ноги на улицу, и протянул Глебу пакет.
— Ты и в этот раз с пирожками? — Глеб заглянул в пакет и обнаружил две детские книги: «Теремок» и «Три поросенка».
— У тебя что, пробел в образовании? — хмыкнул он. — Решил восполнить?
— Я их детям хочу подарить. У них все книжки старые и рваные.
— Да, Юрок, я, конечно, уважаю твой математический мозг, но он слишком часто тебя подводит.
— Почему это?
— Да дети их даже не увидят. Уже через час эти книжки вернутся к тебе.
— Ой, и правда…
— Оставь их здесь. Подаришь, когда все закончится. Ну, вылезай уже, скоро одиннадцать. Как бы на патруль не нарваться.
Юрасик бросил пакет обратно в комнату и лег животом на подоконник. Потом, пыхтя, стал понемногу съезжать вниз.
— Карась, ты для чего меня вызвал? — поинтересовался Глеб, наблюдая за ним. — Поймать я тебя не смогу, если ты на меня упадешь, от меня даже мокрого места не останется. Или тебе нужны зрители, чтобы рукоплескать твоим акробатическим трюкам? Эй ты, альпинист доморощенный, чего молчишь?
Юрасик мешком свалился вниз, поднялся и стал отряхиваться.
— Ты что-то в последнее время пошел вразнос, — сказал Глеб, помогая ему привести себя в порядок. — Лазаешь по чужим заборам, прыгаешь из окон, обманываешь бабушку, воруешь деньги.
— Деньги не ворую, они мои, — отозвался тот.
— Серьезно, зачем ты меня позвал? Сам не мог дойти?
— Не мог. Помнишь, бабушка упомянула о моей проблеме?
— Ну, помню, и что?
— Дело в том, что я не могу ходить один по темноте.
— Как не можешь? — уставился на него Глеб.
— Вот так. В глазах темнеет, ноги слабеют, и дышать не могу, — смущенно сказал Юрасик. — Это болезнь такая.
— Клаустрофобия, что ли?
— Нет, клаустрофобия — это когда в лифте не можешь ездить и в лежачем солярии загорать. А боязнь темноты — это никтофобия.
— А как ты спишь ночью? Со светом?
— Да нет, без света. Я же тебе говорю — не могу ходить в темноте по улице, и только в одиночку. А сидеть дома в темноте — сколько угодно.
— Да уж! Ты просто сундук с секретами, Карась. Каждый день что-то новенькое. То раскопки, то шахматы, то теперь эта фобия. А завтра что будет? Окажется, что ты тролль из Средиземья?
— Глеб, ты только это… — замялся Юрасик. — Лене не говори, ладно? Ей же не обязательно знать.
— Ей-то уж точно не обязательно! — воскликнул Глеб. — Замучает своими драгоценными советами. Ну что, стартанули, никтофоб?
До Лены ребята добрались в половине двенадцатого. Она уже и ждать перестала, подумав, что им не удалось уйти из дома. Дети только что уснули, и Лена тихонько провела ночных гостей на кухню. Они завели круглый обшарпанный будильник ровно на двенадцать и уселись пить чай с остатками лимонного пирога, который Лена испекла днем.
— Надо доесть, — сказала она, — а то завтра все исчезнет. Жалко.
— Не проблема! — воскликнул Глеб, беря себе самый большой кусок. — Ты давай сюда все, что тебе жалко. Мы с удовольствием поможем.
— Очень вкусно, — похвалил Юрасик, откусив от пирога. — Ты готовишь прямо как моя бабушка.
— Ну, кто-то отлично ведет хозяйство и печет пироги, а кто-то превосходно мусорит, пачкает тарелки и виртуозно эти пироги поедает, — сказал Глеб. — Каждому свое.
— Неправда, — откликнулся Юрасик, поняв, что он намекает на него. — Я вчера, например, помыл посуду.
— С ума сойти! — восхитился Глеб. — Ты прямо мастер Самоделкин! Бабушка в обморок не упала?
— Да никто даже не заметил. Все бродят по дому как тени.
— А ты чего хотел за свой подвиг? Бурных оваций и статуэтку «Оскара»?
— Когда я мою посуду, этого тоже никто не замечает, — успокоила его Лена. — И через час — снова полная раковина. Как я хочу в нормальный календарь!
— А что, там посуду мыть не надо? — спросил Глеб.
— Там мама вернется от папы, — пояснила Лена. — Но ведь недолго осталось ждать, правда, Юр? Уже завтра мы что-то придумаем?
— Послезавтра, — ответил вместо него Глеб. — И то при условии, что профессор поверит.
— Он поверит! — пылко воскликнул Юрасик. — Только почему послезавтра?
— Завтра — день смерти, — напомнил Глеб. — Ему будет не до того.
Юрасик задумался, потом произнес с отчаянной решимостью:
— Завтра я не дам ему умереть.
Лена и Глеб посмотрели на него с удивлением.
— Как это — не дашь? — поинтересовался Глеб. — Это был несчастный случай?
— Нет, у него отказало сердце. Но я все равно могу ему помочь, — заторопился Юрасик, чтобы никто не смог его перебить. — Это я виноват, что он умер. Я должен был находиться дома. А я ушел. Да еще ключ забыл. Вернулся, позвонил — мне никто не открыл. Я подумал, что дед вышел куда-нибудь, и сидел целый час на лавке, ждал, пока родители и бабушка приедут с дачи. А потом мы вошли и увидели, что он на полу, в кухне. Простить себе не могу, что ушел.
— А что ты сможешь сделать? — осторожно спросила Лена.
— Я останусь дома и вызову скорую. И его спасут! Он будет жить, — сказал Юрасик, не глядя на нее.
— Зачем все это? — спросил Глеб. — Мы и так сможем с ним общаться. Мы же движемся назад.
— Как ты не понимаешь? Если я его спасу, он останется жив. И когда мы вернемся, у меня снова будет дед.
— Не будет. Мы отсюда ничего не можем изменить в нашей реальной жизни.
— Откуда ты знаешь? — Юрасик поднял голову. — А вдруг можем?
Он смотрел так умоляюще, что Глебу ничего не оставалось, как пожать плечами. И правда, кто это может знать наверняка? С этим обратным календарем вообще ничего не понятно.
