Книга Пора домой (сборник), страница 8. Автор книги Яна Жемойтелите

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Пора домой (сборник)»

Cтраница 8

Было ветрено, мела поземка. Машенька куталась в клетчатый платок, и путь домой казался ей бесконечным, он будто извивался во вселенской круговерти, подчиняясь пурге. На перекрестке, там, где переулок круто брал в горку, отделяясь от Пушкинской, она неожиданно почти уткнулась носом в серое пальто, вынырнувшее из темноты, и, испугавшись, отпрянула.

– Не боись, это я. – Егор схватил ее в охапку, и Машенька отчего-то очень испугалась. То есть она именно Егора испугалась. От него пахло водкой. – Что ты бьешься, как рыбка? Я тут тебя поджидал.

Голос у него был спокойный, и, переведя дух, Машенька совладала со своим невнятным страхом. Почему же он не зашел в библиотеку, а ждал сегодня в темном переулке, как… вор?

– Егор, я все знаю про тебя, – она не хотела притворяться, будто пребывает в счастливом неведении и будто бы ничего особенного не случилось. – Мне еще в четверг Винокур рассказал…

– Что? – Егор напрягся.

– Что ты в Питере в банде малолеток обретался, в Воронцовском дворце.

– Ну-у… да. И что? С тех пор много воды утекло.

– А зачем ты мне врал?

– Не врал, во-первых, просто не до конца открылся. Опасался, должно быть.

– Чего опасался?

– Что ты с питерской шпаной гулять не станешь. Ты ж у нас барышня тонкая, на книжках воспитанная…

– На книжках, вот именно. А ты хоть открывал эти книжки, которые я тебе на завод носила?

– Открывать-то открывал, – Егор невесело хмыкнул. – Давай пройдемся немного, холодно стоять-то.

– Поздно уже, тетя Галя ждет.

– Только до «Триумфа» и обратно. Надо поговорить. Ты обычно все сама говоришь, а вот теперь меня послушай. Пошли!

За пургой едва проступали силуэты редких прохожих, и хотя до «Триумфа» был всего один квартал, усаженный черными домами с нахлобученными шапками снега, путь вновь показался ей извилистым, путаным, будто искривилось само пространство…

Егор меж тем рассказывал столь же путано, долго, что отец его не вернулся с войны, а мать умерла от голода в Петрограде в девятнадцатом году. Сам-то он выжил только потому, что пристрастился воровать на вокзале и где попало. Возле Гостиного двора обитали, ну да, Воронцовский – это напротив. Пару раз в драке кого-то прирезали, было. Ну так бандитов же порешили, а в Петрограде бандиты что творили? Они зазевавшихся студентов на колбасу пускали, честное слово, не вру, вот времечко было: с утра разговаривал с человеком, а вечером он жмурик, ей-бо… С тех пор без ножичка на улицу не хожу.

– И сейчас ножичек при себе? – ехидно спросила Машенька.

– А то! Правда, более для острастки. Бандита таким не порешишь.

– Сейчас на бандитов милиция есть.

– А-а, – Егор отмахнулся. – Милицию мы не любим, как и она нас.

Они почти добрались до «Триумфа», осталось только пересечь площадь, обочины которой заросли сугробами в целую сажень, и было довольно глупо пробираться сквозь эти сугробы, чтобы именно дойти до кинотеатра, но Машенька почему-то послушно последовала за Егором, возможно, привыкнув ему подчиняться, а может быть, втайне опасаясь потерять навсегда. Да, именно, она боялась, что вот сейчас он скроется за сугробом, а она так и останется стоять на обочине, не в силах совершить решительный шаг. Поспешая за Егором, который шагал вперед, будто имея некую определенную цель, Машенька думала, а как бы поступил на ее месте товарищ Ленин? Фу, глупости какие! Товарищ Ленин никак не мог оказаться в такой ситуации, потому что был умный. А она глупая. Хорошо, но как бы товарищ Ленин посоветовал ей поступить? Машенька обратилась к Владимиру Ильичу про себя с конкретным вопросом, и тут же товарищ Ленин, который обладал способностью вселяться в кого угодно, ответил у нее в голове: Машенька, если ты полюбила человека, который на протяжении многих дней был тебе верным другом, если ты носишь от него ребенка… тогда какого лешего ты в тонкие материи ударилась, дура? Подумаешь, писать человек не умеет, так мы с тобой у него безграмотность ликвидируем в два счета, вжик-вжик, он и опомниться не успеет. Они уже миновали «Триумф» и завернули во двор, где не было ветра: с тыла двор прикрывала кочегарка.

– Егор! – окликнула Маша. – Почему ты мне не признался, что писать не умеешь?

– Как это я писать не умею? – Егор остановился возле груды угля. – А записку кто тогда писал? Пушкин?

– Нет, – Машенька засмеялась. – Пушкин знал, как точки с запятыми расставлять. А вот ты – нет.

– Машка! – Егор взял ее за плечи, как тогда, возле барака, когда она вспомнила про Марютку из кино. – Я-то думал, что-то серьезное стряслось, раз уж ты на завод решила не приходить…

– А это, по-твоему, несерьезное? Я не про точки даже говорю, а про то, что ты толстые книжки в библиотеке брал, а сам не читал их. Тогда зачем?

– Ученым хотел прикинуться. Повод для знакомства искал…

– Да нет же, нет, вот ты опять мне врешь! – Машенька даже притопнула ножкой. – Я догадалась, что ты сверлышки в корешках прятал, чтобы с завода вынести незаметно. И в толстой книжке «Головоногие моллюски»… Егор, ты понимаешь, что ты вор! – Машенька наконец произнесла вслух это страшное слово.

– Нет, – Егор отрезал уверенно. – Вор – это который на вокзале кошельки тырит у честных граждан. А когда человек у государства сверлышко упрет, так это обратная экспроприация называется, выражаясь словами Владимира Ильича. Потому что родной завод мне за это сверлышко недоплачивает, а есть хотят даже пролетарии. Вот ты, Марья Сергеевна, пряники в общежитии трескала? Еще как, за обе щеки. А вот теперь сама подумай, откуда у простого пролетария деньги на эти пряники, когда в столовой вода с капустой тридцать шесть копеек за порцию?.. Кстати, про книжные корешки – это ты здорово придумала, Машка. Не каждый вор еще сообразит, а я-то измудрялся с этими сверлами, куда только не засовывал!.. Да, «Головоногих моллюсков» я, кстати, из-за картинок брал, просто посмотреть, какие чудеса в природе встречаются. А Майн Рид… нам в колонии его каждый вечер читали вслух, там всего одна книжка была.

– Егор, Егор, ну что ты говоришь!

– Я говорю, что жить нужно успеть – сегодня, здесь. Я не хочу ждать, покуда грянет этот ваш гребаный коммунизм. Нет, ты подумай, что если через неделю, а может быть, даже завтра – война? Загребут меня в Красную армию, и прощай, Марья Сергеевна, навсегда! А я не хочу на войну. И в бараке вонючем с крысами жить не хочу, ожидая, что однажды проснусь при коммунизме. Я вообще человек далеко не корыстный, мне нужно немного…

Машенька потухла, будто даже притекла к земле, сделавшись ниже ростом. Едва шевеля замерзшими губами, она повторяла только: «Егор, Егор…»

– Да что ты заладила: Егор, Егор?

– Егор, ты должен все рассказать на заводе, покаяться перед коллективом…

– Перед ке-ем?

– Коллектив всегда умней человека…

– Да-а? Это в какой же такой брошюре написано? Запомни, Машка, я всегда буду сам себе хозяин. И никакой коллектив… – Лицо его опять исказилось, как тогда, и сделалось почти страшным. – Вы, интеллигентки сраные, на коллектив киваете, только чтоб за себя не отвечать. Вы всегда ни при чем, чистенькие. А я привык сам выкарабкиваться…

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация