Отправной точкой, думаю, было отнюдь не сексуальное насилие в детстве, а внутренний конфликт между вседозволенностью (вспомним рассказ о трагичном случае во время зацепов) и лекгодостижимостью результата, с одной стороны, и насмешками, унижениями со стороны первой красавицы школы Киры Синайской – с другой. В обиженном сознании Бережка медленно, но верно зрел клубок сложных противоречивых чувств, главным из которых, безусловно, было желание обладать Кирой, владеть ею как вещью, подчинив себе девушку и духовно, и физически.
Здесь, по-видимому, нашла коса на камень. Строптивая и свободолюбивая Кира, так и не покорившаяся к тридцати пяти годам никому из мужчин, даже слышать не хотела о Бережкове как о будущем супруге, его кандидатура не рассматривалась.
Рассуждая таким образом, я почему-то вспомнил поэму Е. Евтушенко «Голубь в Сантьяго», которую мы проходили когда-то в школе на внеклассном чтении. Даже наизусть заучивали некоторые отрывки. Особенно мне запомнились несколько строк:
Прекрасное рождает зависть,
злость в неизлечимых нравственных уродах
и грязное желанье – обладать
хотя бы только телом красоты —
насильникам душа неинтересна.
И хотя речь в отрывке шла о Чили, я поразился, как точно строчки подходят к делу, которое в настоящее время занимает мои мысли и мое время.
Оставалось два вопроса, ответы на которые я пока не знал.
Первый: если Лекарю нужна была только Кира, зачем истязать еще двух женщин? Отбросив сантименты и метафоры и рассуждая с точки зрения животной рациональности, заметим, что это огромный риск и неимоверный труд для самого же Лекаря. Затащил бы в подвал одну Синайскую и далее по сценарию… А он тем не менее похитил еще двоих, причем каждую – по индивидуальному плану.
Что общего между всеми жертвами? Что бросается в глаза? Это сильные эмансипированные женщины, привыкшие повелевать своими мужьями. И практически в спартанском стиле воспитавшие своих детей.
Самый яркий представитель – сама Кира Синайская.
Именно доминирование больше всего ненавидит Лекарь, так как натерпелся в свое время от одноклассницы. Его он считает непростительным, готов искоренять любыми подручными средствами.
Словно настоящий паук, раскидывает он сети, пытаясь избавить общество от деспотичных особ женского пола. Пусть на одну тысячную долю процента, но это ему удается.
Второй вопрос прозвучал из уст майора Одинцова несколько дней назад. Что делал Лекарь последние десять лет? Рассчитавшись из областной детской больницы, он словно испарился. Нет его ни в одной из баз. С одного учета снялся, а на другой не встал.
И оборвал сегодня свое повествование он как раз перед самым уходом из областной детской. Под идиотским предлогом – что кричат компьютерные мальчики – ушел от ответа. Что ж, подождем до завтра, мы терпеливы. В нашей работе, вообще, терпение – одно из главных качеств. Без него – никуда.
Я вышел на балкон, закурил. В вечерней прохладе после жаркого дня легче думалось.
Доктор, а ведь ты с Лекарем в чем-то очень похож. У вас обоих нет семьи, детей. В прошлом – печальный опыт общения с женщинами. У каждого есть что-то, что не дает спокойно спать ночами. Не потому ли тебе так тяжело даются эти беседы?
На тебе все сошлось клином, все от тебя зависит!
Доказав вменяемость Лекаря, ты подпишешь фактически ему пожизненный срок. Он это прекрасно понимает, поэтому и изворачивается, как может. Твои коллеги хоть сейчас готовы поставить свою подпись под диагнозом, свидетельствующим о его невменяемости. Это будет другой срок, в других условиях, куда более комфортных.
Этого Бережков, собственно, и добивается.
Ваши беседы, говоря языком физики, достигли критической массы, вышли на рубеж, за которым можно ожидать все, что угодно. Необходимо выработать другую тактику, к прежней он приспособился и прекрасно чувствует себя во время беседы. Нужен хитрый ход, ловушка.
Не забывай: готовишься к решающим диалогам не ты один. Лекарь тоже времени зря не теряет. Ты изучаешь его, а он – тебя. И впереди наверняка сюрпризы, к которым ты можешь оказаться не готов.
На чем он может тебя поймать? На твоем прошлом? На твоих привязанностях, фетишах? На том, чего ты боишься, о чем стараешься не говорить, даже не думать. Но сначала надо узнать эти самые фетиши, потаенные уголки души.
Что, если Лекарь этим и занимается?
Какой ему смысл раскрываться перед тобой? Зачем, например, он в подробностях поведал тебе историю своей первой любви, детально описал взаимоотношения с тетушкой? Это не в его пользу!
При этом голос его звучал мягко, монотонно, словно ручеек. Хотя жертвы уверяют, что в подвале интонация была принципиально другой – звериной, нахрапистой.
Он знал, что тебе будет интересно, что ты «клюнешь» на информацию, начнешь «мотать на ус» и… забудешь об осторожности, расслабишься. Поплывешь.
Тебе уже знакомо ощущение, когда во время беседы с ним ты вдруг теряешь нить рассуждения, говоришь не совсем то, что хотел, порой даже отключаешься на короткое время от реальности, теряя контроль над ней. Кто-то будто вскрывает твою черепную коробку, меняет контакты в твоих мозговых микросхемах, и мысль, готовая сорваться с языка, вдруг испаряется из головы, словно и не было ее там.
Про диктофон, к примеру, ты так ни разу за время его рассказа и не вспомнил, хотя раньше включал и выключал автоматически. Как сигареты с зажигалкой – никогда не забывал.
Раскрываясь сам, он в то же время раскрывает тебя! Кто из вас меньше рискует, кто больше? На каком он сейчас этапе – одному Богу известно.
Раньше такого не случалось, ты всегда считал себя абсолютно устойчивым к подобным воздействиям. Еще на первичной специализации по психиатрии в Питере тебя никто из коллег не мог «выключить», как ни старались. Сейчас получается, что такой гипнотизер нашелся. Он уже убедил всех, что псих. Лишь к тебе ключ пока не подобрал.
Но это – дело времени. Еще не вечер!
Готовься, доктор, к завтрашнему дню.
Паучья сеть
С балкона я не сразу услышал звонок в дверь. На площадке топталась заплаканная Яна. Ни слова не говоря, она кинулась ко мне в объятия. Кое-как мне удалось закрыть за ней дверь.
– Ты прости меня, пожалуйста, – всхлипывая, выговорила она.
– Что ты, я не сержусь, я все понимаю.
– Нет, не за то, – отстранилась она. – Ты не все про меня знаешь. Я следила за тобой сначала. Достаточно долго.
– Зачем? – попытался я изобразить непонимание, хотя обо всем этом меня проинформировал в свое время майор Одинцов.
– Затем, что ты… курируешь этого убийцу. Эту сволочь Паука. Он убил… мою… мать! – Разрыдавшись, она снова ткнулась мне в грудь. – И убил… с моей помощью. Мне сказал, что мать уедет на курорт, а на самом деле оказалось…
