– Ч-что? – сжалась в комок я.
– После того как ты бросила его в парке, я больше не узнаю в нем своего брата. А после сегодняшнего видео чуть не потеряла его вообще. Гарри попал в аварию после того, как увидел цирковые номера в твоем исполнении. Он разбил вдребезги машину и сейчас в госпитале.
– В госпитале? – тупо повторила я. – Он в порядке?!
– Исчезни, слышишь? Пока ты его не добила. Он все равно не сможет простить тебя после того, что увидел.
– Меня подставили…
– Когда сняли все на видео? А ты бы предпочла делать все это тайком?
– Нет, нет…
– Послушай, – срываясь на хрип, продолжала Фиона. – Если бомба Сэм Гарри Оушен взорвется – то зацепит всех. Он не сероглазый всепрощающий ангел, играющий на арфе и парящий в облаках. К сожалению или к счастью – нет. Я верю, что светлая и чистая душа смогла бы сделать его лучше, но такая, как ты, может вернуть того Оушена, которого всем нам лучше не знать никогда. Ты слушаешь внимательно? Он не из тех, кто будет сходить с ума в одиночку, – он обязательно прихватит кого-нибудь с собой!
– Фиона, в каком он госпитале?!
– Слава богу, травмы не угрожают жизни, и сейчас с ним рядом я. Приехала вчера, надеясь уговорить его объясниться с тобой, – но теперь сделаю все, чтобы не подпустить тебя к нему. Проваливай, Скай. Проваливай туда, откуда пришла, – в преисподнюю!
– Умоляю тебя, скажи, где он! Я просто… я просто посмотрю на него издалека. Фиона, ради всего святого!
Она бросила трубку.
* * *
Мной завладела апатия, какой я не знала никогда прежде. Наверное, что-то подобное испытывает человек, которого уносит в открытый океан и который осознает, что ему уже не выплыть. Все было против нашего с Боунсом союза. И звезды, и Судьба, и Господь. И слова, сказанные Фионой, намертво застряли в моем мозгу: «Он все равно не сможет простить», «он не сероглазый всепрощающий ангел»…
Моя психическая энергия наконец иссякла, и я внезапно провалилась в сон. Голова отяжелела и откинулась на спинку кресла. Пространство коридора клиники налилось темнотой. Моя рука свесилась с подлокотника, и к ней кто-то прикоснулся. Кто-то сжал мою ладонь…
– Мам? – возникает рядом Пикси.
К моей другой руке прикасается Оливия – точная копия Оушена, только крошечная. Только глаза темные, не как у отца.
– Почему ты такая тихая? – спрашивает Пикси.
– Мне больно.
– Если поцеловать больное место, то боль уйдет. Где болит?
– Внутри, – вздыхаю я.
– Внутри – это где? В животе?
– Не знаю, наверное, – вяло улыбаюсь я, прикасаясь к ее щеке.
– Тогда я поцелую тебя в живот. Только не смейся…
Я чувствую лицо Пикси, прижимающееся к моему животу, и обхватывающие меня ручонки.
– Все еще болит?
– Уже гораздо меньше.
– У тебя такой большой синяк на шее, – хмурится Оливия. – Кто на тебя напал?
– Ужасное чудовище.
– Ты должна была позвать папу. Он бы убил чудовище. Он может убить любое чудовище на свете!
– Злая колдунья не позволила мне…
– Он и колдунью может убить, – говорит Оливия, сдвинув крохотные бровки.
– Я не хочу, чтобы он убивал. Справлюсь сама. Колдунье надоест меня мучить, чудовища спрячутся в свои пещеры, синяки пройдут. И скоро у меня будет замок на берегу океана, где я спрячусь и где больше никто меня не обидит.
– Возьми меня с собой, – просит Пикси. – Хочу жить с тобой в этом замке.
– И я тоже, – говорит Оливия. – Нам будет хорошо вместе.
Девочки стоят рядом со мной, объятые сиянием. В ручке Оливии – маленькая оливковая веточка. В кулачке Пикси – свежий, ярко-розовый цветок кувшинки. И откуда-то льется музыка. Такая, от которой мне не больно. И в этот момент я внезапно различаю натянутую в темноте нить. Она выведет меня из подземелья на свет, если только я не выпущу ее из рук.
А я не выпущу.
* * *
– Скай? – тормошит меня кто-то. – Привет… Открыв глаза, я вижу склоненное надо мной лицо Кэтрин.
– Я получила новые указания от Лилит. Она сказала, что ты хочешь присутствовать при утилизации материала? Идем…
– Кэтрин, подожди, – останавливаю я лаборантку. – Я не могу.
– Что именно? – хмурится она.
Я продолжаю держать ее за руку, не в состоянии связно объяснить все, что вдруг осмыслила. Кэтрин терпеливо ждет, всматриваясь в мое взволнованное лицо.
Я хочу от Боунса ребенка. Я должна родить его, чтобы не сойти с ума. Он будет вести меня сквозь мрак, как нить Ариадны. Его первый крик искупит все мои грехи.
Прекрасный дикий цветок никогда мне не принадлежал, но я смогу похитить маленькое семечко и растить его в тайне ото всех, в доме на берегу океана. Любуясь им, лелея его, залечивая его красотой и сиянием свои открытые, ноющие раны…
* * *
– Хьюго… Да-да, это я! Я тоже безумно рада тебя слышать! Я знаю, у меня ни стыда, ни совести, звоню раз в полгода и еще и осмеливаюсь чего-то требовать… Как там дела в Ирландии? Ты по-прежнему в «Голове турка»? Слушай, только ты можешь мне помочь. Я хочу, чтобы ты купил для меня один дом. Мои деньги, твоя подпись. Владелец ни за что мне его не продаст, а я хочу его заполучить во что бы то ни стало. Ой, даже не спрашивай, где… Дальше только Антарктида… В Южной Африке.
* * *
– Здравствуйте. Вы занимаетесь генетической дактилоскопией? Мне нужно найти следы ДНК на футболке. Я слышала, что это возможно. По частичкам кожи или волоскам… И потом я бы хотела удостовериться, что ДНК спермы совпадает с ДНК частичек кожи на футболке. Это реально? Да, я в курсе, что это будет стоить целое состояние… А если прошел уже целый месяц или около того с момента, как он ее надевал? Нет, я ее не стирала… Футболка моего… жениха.
* * *
В тот же день я сменила номер телефона и почтовый аккаунт. Потом удалила из списка контактов в телефоне номера Боунса, Фионы и Шантель. Потом снесла с компьютера Скайп. Если мое исчезновение – залог его благополучия, то я исчезну. Растворюсь в воздухе, как будто и не существовала вовсе.
Глава 20
– ХГЧ… гонадотропин… эндометрий… фолликул… бластоциста… пункция…
Язык врачей. Звучит замысловатей китайского. Хорошо, что я успела разобраться во всей этой терминологии заранее.
Передо мной сидел большой, гладкий и тяжелый, как откормленный питон, доктор Раджив Бхагнари и с улыбкой на миллион баксов посвящал меня в тонкости своего колдовского дела. На его полной руке блестели часы, украшенные бриллиантами, в галстук была воткнула булавка с рубином. Очки в золотой оправе отлично смотрелись на переносице. Очевидно, люди разучились делать детей естественным способом, если дела у доктора Бхагнари идут так хорошо.
