Она включила правый поворотник и выехала на главную магистраль в направлении Стокгольма.
– Но в любом случае все не так просто, – стоял на своем Вальтер. – Его ведь почти убили.
Прорубленная в горе автострада продолжилась между гранитных стен, отгороженных от нее деревянными заборами. Анника подумала о женщинах, с которыми они встречались в Солсидане, о большом доме с холодным как лед полом, обо всех усилиях, потраченных на покраску волос, булочки и сочетавшиеся с мягкой мебелью занавески. Когда-то она читала об одном научном исследовании, где констатировалось, что, конечно, можно купить себе более высокое качество жизни, но только в трех специфических случаях: еда, путешествия/впечатления и благотворительность/подарки. Следовательно, там, где дело касалось возможностей поесть, обогатиться новыми знаниями и одаривать других. Ради чего тогда все так отчаянно старались во всем превзойти других? Может, ученые ошибались? Почему иначе были так важны диваны и ногти?
– По-твоему, вечерние газеты отживают свой век? – спросил Вальтер неожиданно.
Анника скосилась на него.
– Ты имеешь в виду печатные средства массовой информации вообще?
– Какое-то время назад их существование оправдывали журналистскими расследованиями, но данную роль почти переняли на себя документальные фильмы и документальная проза.
– Хотя это же мы сами обращаем внимание публики на подобные книги и фильмы. Благодаря признанным средствам массовой информации их авторы всплывают на поверхность.
– Бедные свободные художники и низкооплачиваемые киношники трудятся годами над своим разоблачением, а потом вечерние газеты пишут статью и забирают все лавры себе. И кто здесь тогда загребает жар чужими руками?
Анника не смогла сдержать улыбку:
– Ты уверен, что выбрал правильное место для практики?
Парень с мрачной миной созерцал пейзаж за окном. Анника сбросила скорость, свернула в направлении Хаммарбюхамнена и наклонилась вперед к грязному ветровому стеклу.
– И что ты думаешь об этом?
Офис находился в Сёдра-Хаммарбюхамнене, но не в недавно построенном жилом районе, а по соседству со старой фабрикой по производству ламп накаливания в промышленной части. Аудиторское бюро «Моберг и Моберг» располагалось на первом этаже трехэтажного здания, судя по стилю воздвигнутого где-то в 70-х годах прошлого столетия. Им открыла секретарша с губной помадой на зубах.
– Роберта, к сожалению, нет на месте, – сообщила она с таким видом, словно собиралась закрыть перед их носом дверь.
– Нас вполне устроит Хенрик, – сказала Анника и шагнула внутрь. Женщине пришлось уступить ей дорогу.
Офис располагался в обычной трехкомнатной квартире. В «Моберг и Моберг» явно не вкладывали средства в обстановку, это было ясно уже с первого взгляда. Книжные полки и письменные столы выглядели так, словно сошли с конвейера IКЕА, еще в тот год, когда сам дом только построили.
– Вам назначено?
Анника улыбнулась:
– Это я звонила вам из машины, Анника Бенгтзон. Мы из газеты «Квельспрессен», и у нас есть несколько вопросов к Роберту или Хенрику Мобергу.
Женщина посмотрела назад через плечо:
– Я не знаю, есть ли у аудитора время…
В это самое мгновение Хенрик Моберг вышел из помещения, вероятно служившего в качестве одной из спален. Он был высокий и крупный, в пиджаке и застегнутой на все пуговицы рубашке, и, судя по его мине, не слишком обрадовался их визиту.
– Что я могу сделать для вас? – спросил он коротко, когда они обменивались рукопожатиями.
– У нас есть несколько вопросов относительно одного из ваших клиентов, Ингемара Лерберга, и его фирм, – объяснила Анника.
– Мы подчиняемся закону «Об общественном доступе и секретности», о чем ты, конечно, прекрасно осведомлена, – сказал аудитор.
Анника внимательно посмотрела на него. Он явно считал ситуацию крайне неприятной, если судить по его помрачневшему лицу и морщинам, проявившимся вокруг рта.
– Прежде всего, меня интересует, чем закончилась ревизия налоговиков, когда они занялись предприятием Ингемара Лерберга семь с половиной лет назад, – продолжила она.
У ее собеседника немного расширились глаза. Именно этого вопроса он явно не ожидал.
– Вот как? – удивился он, и его глаза уменьшились до прежних границ.
– Я не нашла никаких данных на сей счет в архиве массмедиа, – сообщила Анника небрежным тоном.
– Нет ничего странного, – сказал Хенрик Моберг. – Об этом никогда не писали. Я предложил Ингемару выпустить пресс-релиз, когда пришел ответ, но он не захотел. «Они в любом случае извратят все так, что я предстану стопроцентным налоговым мошенником», – заявил он тогда.
– Выходит, его оправдали?
– Он дважды поздно подал отчет по НДС, и его оштрафовали в общей сложности на тысячу крон.
Всего на тысячу, менее двух штрафов за неправильную парковку перед ее подъездом в Сёдермальме. Хотя подобное не играло никакой роли. Ингемар был прав: средства массовой информации превратили бы его проступок в преступление уровня государственной измены. Анника кивнула и улыбнулась:
– Мы хотели бы взглянуть на бухгалтерию его обанкротившихся фирм.
Лицо Хенрика помрачнело еще больше.
– И почему?
Анника продолжила улыбаться:
– Я не обязана рассказывать об этом. Данные документы сейчас общедоступны.
Помощница аудиторов обеспокоенно засуетилась.
– У нас некому сейчас заниматься поисками в архиве, – сказал Хенрик, – но если вы уточните, что вас интересует, мы постараемся изыскать возможности на следующей неделе…
Анника улыбалась и улыбалась:
– В этом нет необходимости. Мы можем познакомиться с архивом сами. Где все лежит?
Аудитор повернулся к помощнице, и они обменялись быстрыми взглядами.
– В подвале, но…
– Замечательно, – сказала Анника, вышла на лестничную площадку и устремилась вниз.
Хенрик и секретарша поспешили следом.
– Бухгалтерские документы двух первых фирм Ингемара уже сданы в макулатуру, – сказал Хенрик, – поэтому, к сожалению, мы ничем не сможем помочь…
Анника наклонила голову:
– Мы можем взять документы двух других, спасибо.
Хенрик кивнул помощнице, и та исчезла в слабо освещенном коридоре. Его лицо было черным от теней.
– Средства массовой информации стали ареной для гладиаторских боев, – сказал он. – Вы вытаскиваете людей под свет прожекторов, подбадриваете их криками и аплодисментами, а потом наслаждаетесь, наблюдая, как они истекают кровью и умирают.
Анника спокойно посмотрела на него.
