Шюман почувствовал, как к нему постепенно возвращается душевное равновесие.
«Свет истины» едва ли принадлежал к властям предержащим. Сетевые тролли состояли сплошь из мелких людишек, в обычных условиях не способных постоять за себя, тех, кого он и поставлен был защищать.
Однако постепенно его начали одолевать сомнения.
Интервью с репортером новостного агентства, пожалуй, получилось не особенно сбалансированным.
Он посмотрел на телефон, поколебался секунду, а потом нажал ноль для выхода на коммутатор.
– Меня больше ни для кого нет сегодня.
И тут его охватил страх.
Что он наделал?
Чушь?
О боже, за эту выходку он еще поплатится.
Домовладельца Каггена звали Ханс Ларсен, и он жил по адресу Валёвеген, 73, всего в какой-то сотне метров от лесного массива, простиравшегося в сторону Кроктрескена. Нина припарковалась рядом, вышла из машины и заперла ее. Отсюда ей не было видно тропинку, по которой она совсем недавно начинала прогулку к месту преступления.
Дом, служивший жилищем Каггену, заметно отличался от других в том же районе. Одноэтажный, с плоской крышей и маленький по площади, он казался бедным родственником среди своих шикарных соседей, построенных или модернизированных за последнее десятилетие. В результате они получили слегка наклонные крыши, преимущественно покрытые черепицей, но не номер 73. Его фасад из темно-коричневых деревянных панелей давно требовалось покрасить. Почтовый ящик висел наискось, ни о каких клумбах у крыльца не было и речи. Окна закрывали грязно-белые занавески, мешая заглянуть внутрь.
У Ханса Ларсена явно отсутствовали и желание, и ресурсы для приведения своей собственности в порядок.
Он открыл входную дверь, как только Нина выбралась из автомобиля.
– Это ты из полиции?
Она пожала ему руку, поздоровалась и представилась. Мужчина кивнул. Сам он был старым пожарным, то есть практически коллегой. Такой ход мыслей, однако, не особенно понравился Нине, но она постаралась сохранить нейтральное выражение лица.
– Наши товарищи из Наки уже побывали здесь и опустошили его комнату, – сообщил Ханс Ларсен. – Они опечатали дверь. Как долго, по-твоему, так все останется?
– Товарищи наверняка уведомят тебя об этом, – ответила Нина.
Он заранее приготовил кофе и магазинное печенье в корзинке на кухонном столе и излишне суетился, когда двигался между столом и плитой с салфетками и кусковым сахаром.
– Все это так печально, – сказал он и скосился на Нину.
Его руки немного дрожали, когда он разливал кофе по чашкам. Нина изучала его тайком. Ему было около семидесяти, хорошо выбрит и красиво одет.
– Бывает же такое, – вздохнул Ханс Ларсен. – Все годы ты служил другим. Вставал среди ночи и, рискуя собственной жизнью, спасал абсолютно чужих тебе людей из горящих домов, переправлял газовые баллоны в безопасное место, мог погибнуть, поплатиться здоровьем, освобождая пассажиров из искореженных машин, и еще чем только не занимался… И кто бы мог подумать, что ты закончишь свои дни обычным домовладельцем, да, такое и в голову никогда не приходило…
– Карл Густав долго жил здесь? – поинтересовалась Нина.
Ханс Ларсен повернулся к ней спиной и возился с чем-то у кухонной мойки.
– Не так долго, – ответил он уклончиво.
– Тебе не о чем беспокоиться, – сказала она. – Меня меньше всего интересуют твои с Каггеном взаимоотношения, я только хочу выяснить, кто его убил.
Ханс Ларсен повернулся и вытаращил на нее глаза.
– Ты же не думаешь, что… я и Кагген…
Нина улыбнулась еле заметно:
– По-твоему, я сильно удивилась бы?
Мужчина покраснел:
– Нет, в общем… но ничего подобного не было.
Она наклонилась вперед через стол:
– Ханс, я не собираюсь заявлять на тебя в налоговый департамент. Мне глубоко наплевать, вносил ли ты доход от сдачи жилья в свою декларацию.
Глаза Ханса Ларсена сейчас вернулись к нормальному размеру. Он с облегчением перевел дух, сел к столу, положил два кусочка сахара себе в кофе и энергично помешал.
– Ладно, – сказал он, – не стоит юлить. Кагген снимал у меня жилье много лет. У него имелся собственный вход и ванная, он никогда не мешал мне. Правила были очень простые: ему запрещалось таскать сюда своих собутыльников, и он ни разу этого не сделал…
– Ты говоришь «много лет». А сколько конкретно?
Ханс Ларсен поднял глаза к потолку.
– Да-а, боже праведный, как бежит время, семь будет летом.
– Сколько он платил тебе за аренду?
Сомнение во взгляде.
– Четыре тысячи пятьсот, хотя туда входило отопление и вода и Интернет.
– Он часто пользовался Интернетом?
Ханс Ларсен снова насторожился.
– Не особенно… У него же не было компьютера. Зато имелся телефон, новый, навороченный, с ним он мог лазать по Сети. А она ведь у меня беспроводная. – Последнее он произнес с гордостью.
– У тебя не создалось впечатления, что он купался в деньгах?
Ханс Ларсен кивнул:
– Ну да, в общем… хотя, как сказать, кто сегодня купается в деньгах, помимо директоров банков? Но он всегда платил за жилье вовремя, и у него в комнате стоял собственный холодильник, где он хранил хлеб и масло, и пиво, и помидоры… Хочешь взглянуть, как он жил?
Ханс Ларсен явно привык посещать апартаменты жильца и проверять содержимое его холодильника.
– А там еще есть на что смотреть?
– Они оставили кровать и бюро.
– Я думаю, нам не стоит трогать печать.
Настроение домовладельца сразу изменилось не в лучшую сторону.
– Так трудно сводить концы с концами, а теперь ведь доходы реально упадут… Может, социальное страхование распространяется и на подобные случаи, что скажешь?
Нина посмотрела на своего собеседника. Нахальства ему явно было не занимать. Он семь лет уходил от налогов, а теперь, когда остался без своих «левых» денег, заговорил о компенсации.
Мобильник завибрировал у нее во внутреннем кармане.
– Мне в это трудно поверить, – ответила Нина и достала телефон. – Тебе стоит попытаться найти нового жильца.
Звонили из Сёдерской больницы.
– Мне надо поговорить, – сказала она, поднялась, быстро вышла на крыльцо и закрыла за собой дверь. – Спасибо за звонок, – сказала она главному врачу Карарею.
– У меня невеселые новости, – поведал он. – Ночью состояние Ингемара Лерберга резко ухудшилось. У него развилась эмболия из-за сепсиса, заражения крови, которое, возможно, возникло из-за инфекции, попавшей в раны на ступнях. Это отразилось на легких, он снова подключен к аппарату искусственного дыхания.
