Он ввел команду в компьютер, и телефонный номер появился на экране у Анники. Она набрала его. Женщина слабым голосом ответила:
– Хедстрём.
– Доброе утро, – произнесла Анника радостно. – Меня зовут Анника Бенгтзон, я звоню из газеты «Квельспрессен» и хотела бы поговорить с Ульфом Хедстрёмом, который владел заправкой Мобил в Хокансё в девяностые, я правильно попала?
Женщина дышала в трубку. Анника могла периодически слышать ее пыхтение.
– Я знаю, что у него день рождения в понедельник, – продолжила она, – поэтому будет уместно поздравить немного заранее, конечно, если он не слишком занят…
Женщина в трубке начала плакать.
– Почему вы не можете оставить нас в покое?! – закричала она.
Анника немного отстранила трубку от уха.
– Извини, пожалуйста, я сожалею.
– Ульф мертв, а вы все звоните и звоните! – взвыла женщина. – Что вам надо?
Вальтер, сгорая от любопытства, наклонился вперед.
– Ах, тогда я прошу принять мои соболезнования. Я не знала, что Ульф умер. Когда это случилось?
Вальтер схватился за голову. Женщина плакала.
– Месяц назад, – всхлипнула она. – Что вам сейчас надо?
– Я не звонила раньше, – сказала Анника. – Здесь, наверное, какое-то недоразумение. От чего он умер?
– Простатит. Это не ты звонила? Из чертова блога?
Судя по звуку, женщина высморкалась.
– Нет, – ответила Анника, – я звоню из газеты «Квельспрессен». А что, какой-то блогер искал Ульфа?
– Множество раз, пока он лежал в хосписе в Сундербюне. Это все из-за фотографии? С богатой бабой? – Женщина явно рассердилась. – Он демонтировал камеру и покорно принял свое наказание, что еще он мог сделать?
Анника закрыла глаза на мгновение. Вся история выглядела очень странно. Как Шюман мог узнать о снимке? Одной из многих улик в расследовании, результат которого рассматривался в скромном суде Норботтена? И для начала, как фотография оказалась у полиции?
– Как получилось, что Ульф попался со своей камерой? – спросила она.
Женщина в трубке глубоко вздохнула.
– Кто-то позвонил и донес. Ульф грешил на кого-то из тех, кто воровал бензин, но у меня собственные теории. Я думаю, это кто-то из других владельцев заправок, пожелавший избавиться от конкурента.
– Значит, кто-то позвонил и намекнул полиции о камере? – констатировала Анника. – И вы не знаете, кто именно?
– Нет, по их словам, звонок был анонимный.
– А когда поступил сигнал, тебе известно?
– В сентябре того года. Богатая баба проехала мимо ночью, полиция пришла на следующее утро. Она оказалась на последнем снимке.
– Вы что-нибудь слышали о Виоле Сёдерланд после того, как фотографию забрали? – спросила Анника. – Она никогда больше не посещала вашу заправку, ты не знаешь?
– Нет, никогда, – ответила женщина, и они никогда ни звука не слышали о ней помимо того, что блогер звонил и звонил.
Анника еще раз попросила принять ее соболезнования и, заканчивая разговор, извинилась за то, что побеспокоила в столь тяжелый момент.
– Не позавидуешь тебе, – заметил Вальтер, когда она положила трубку.
– Так иногда случается, – вздохнула Анника. – Регистры отстают от жизни, мы же не могли знать, что этот человек умер.
Она поднялась и надела куртку.
– Составишь мне компанию, попьешь со мной кофе в пригороде?
Они взяли редакционный автомобиль и поехали на юг по автостраде Е4. Дождь был настолько слабым, что Анника не могла оставлять дворники постоянно включенными, и одновременно настолько сильным, что не позволял ей совсем выключить их. Поэтому она периодически оживляла их, а потом заставляла вернуться в исходное положение.
– Я тут подумал относительно Густава Холмеруда, – сказал Вальтер.
Анника приподняла брови и скосилась на практиканта:
– Он явно не выходит у тебя из головы.
– Я проверил в архиве. Другие средства массовой информации сначала писали о нем и цитировали нас, но потом перестали. Почему?
Анника заметила, что он сказал «нас» о «Квельспрессен», и посчитала это хорошим признаком.
– Мы ведь запустили его на орбиту. Он наше творение.
Вальтер уставился на нее широко открытыми глазами.
Она вздохнула.
– Прошлой осенью в Стокгольмском регионе ножом убили пять женщин за довольно короткий промежуток времени, – сказала она. – Когда муж отправляет на тот свет жену, в средствах массовой информации это обычно не считается настоящим убийством, о подобном сообщается мелким шрифтом в разделе происшествий, примерно как если кого-то зарезали по пьянке или когда речь идет о геноциде в Африке. Но я решила подразнить Патрика, «пожалуй, вовсе не их мужья сделали это, подумай, а вдруг мы проворонили маньяка?». Он поймал меня на слове. Начал развивать тезис о серийном убийце в пригородах Стокгольма в качестве сенсации в разделе новостей, и скоро полиции пришлось комментировать ситуацию, а потом появился этот идиот и взял все на себя.
– Его же осудили за пять убийств, – напомнил Вальтер. – По-твоему, он невиновен?
– Не совсем. Он, вероятно, убил одну из них, Лену, сорокадвухлетнюю мать двоих детей из Сетры. У них были недолгие отношения летом, но она положила им конец. Я думаю, другие средства массовой информации начали понимать, что Холмеруд – мифоман. Они пытаются дистанцироваться от всей истории, но «Квельспрессен» не может последовать их примеру. Это означало бы признать собственную ошибку.
Вальтер выглядел совершенно растерянным.
– Но почему адвокат Холмеруда ничего не делал? – спросил он.
– Он находился там не для того, чтобы добиться освобождения своего клиента, а с целью представлять его интересы.
– Но как суд мог попасться на эту удочку, если Холмеруд этого не делал?
– В одном случае ему все было известно, если говорить об убийстве Лены. Остальное он вызубрил. Все факты ведь попали в средства массовой информации. Полиция провела реконструкцию событий на местах преступлений, и наш человек выглядел ужасно убедительно. Не на уровне «Оскара», пожалуй, но где-то рядом. Его осудили на основании собственных признаний, плюс имелся нож, которым он убил Лену. Где здесь нужная нам кафешка?
Вальтер взглянул на свой мобильный телефон.
– Слеттгордсвеген, один? Свернешь на ближайшем перекрестке.
Анника съехала с автострады и оказалась в сером пригородном раю, напоминавшем то, что она уже видела на Силвервеген в Сальтшёбадене. Такие же тесные земельные участки и та же мешанина архитектурных решений и использованных материалов: коттеджи из 20-х годов с ломаными крышами и плоскими пристройками, крытые железом деревянные дома из 40-х и построенные из силикатного кирпича на рубеже столетий.
