Анника нетерпеливо переступила с ноги на ногу. Когда же он перейдет к делу? Он не мог долго испытывать терпение людей.
– Если вернуться на время к моей скромной персоне, то я должен признать, что блогер «Свет истины» провел большую работу и хорошо поупражнялся в риторике, стараясь замазать черной краской меня и намерения, двигавшие мною, когда я почти двадцать лет назад создавал телевизионную программу, – продолжил Шюман. – С журналистской точки зрения, однако, его деятельность оставляет желать лучшего. И мы уже сегодня после обеда выложим на нашем сайте много ранее неизвестных данных, касающихся истории исчезновения Виолы Сёдерланд. Мы также обнародуем интервью с несколькими очень близкими Виоле людьми. Это не представляет ни для меня, ни для «Квельспрессен» никакой опасности. Мы всегда готовы отвечать за то, что публикуем, и не может быть никакого сомнения на сей счет.
Он произнес последнюю фразу таким образом, что весь персонал дружно сделал выдох, сам не понимая почему.
– Один вопрос! – крикнул председатель профсоюзной ячейки, который ранее трудился редактором в утренней редакции, но у него случился писчий спазм, и теперь он защищал интересы коллектива на полную ставку.
– Густав Холмеруд взял на себя убийство Виолы Сёдерланд, а это означает, что ты в свое время ошибся, не так ли?
Шюман ответил ему все с той же добродушной миной.
– Да, – сказал он. – Я читал об этом. И хотел бы напомнить тот факт, что именно «Квельспрессен» принадлежало лидерство в освещении его преступлений и признаний, он ведь осужден по меньшей мере за пять убийств и судом первой инстанции, и апелляционным судом. Но мы не прекращаем отслеживать его случай, даже когда приговоры уже вступили в силу, поскольку всегда ответственно относимся к своей работе. И мы самым пристрастным образом проверяем основания для этих отчасти крайне сомнительных судебных решений. Вы в скором времени сможете прочитать об этом в «Квельспрессен» значительно больше.
Анника заметила, как выпрямился ранее сидевший откинувшись на спинку стула Хеландер, он ничего не знал об этом.
Главный редактор явно собрался покинуть свою импровизированную трибуну.
– Еще один вопрос! – выкрикнул профсоюзный лидер.
Шюман спокойно посмотрел на бывшего редактора.
– Ты думаешь уходить?
Шюман заморгал, словно услышал веселую шутку.
– Нет, почему я должен это делать? – пожал он плечами.
Потом он развернулся. Большую лампу погасили. Встреча с народом в прямом эфире закончилась. Главный редактор зашагал в сторону своего кабинета. На полпути он повернулся к Аннике, показал на нее, а потом на свой закуток.
– Черт побери, – зло бросила Анника. – И что ему, интересно, надо?
– Закрой дверь, – сказал Шюман, как только Анника вошла в его кабинет.
Он сидел за письменным столом и читал бумаги, лежащие перед ним. Она закрыла за собой дверь и встала посередине тесной комнаты.
– Хорошая речь, – сказала она. – По-твоему, этого хватит?
– Ненадолго, – ответил он, – но это, возможно, было только начало. У меня есть задание для тебя.
Анника села на стул для посетителей. Только бы это задание не заняло весь день, Биргитта собиралась привести вечером Дестини – девочка должна была провести у них выходные.
– Помимо поисков Виолы Сёдерланд?
– Виола Сёдерланд мертва, – сказал Шюман, не отрывая глаз от своих бумаг, – по крайней мере, если верить этому парню. – Он протянул бумаги Аннике.
Это оказалась распечатка полицейского допроса Густава Холмеруда, где он признавался в убийстве миллиардерши, и данный документ явно не предназначался для посторонних глаз.
– У Хеландера хорошие источники, – констатировала Анника.
– Я хочу, чтобы ты прошлась по всем случаям, за которые осудили Холмеруда, – сказал Шюман. – Я хочу, чтобы ты камня на камне не оставила от приговоров.
Журналистка подняла на него взгляд от распечатки.
Шюман вздохнул.
– Да-да, – сказал он, – я знаю. Ты никогда не верила ему. По-твоему, всех этих женщин убили их друзья или парни. Сейчас у тебя есть возможность доказать это.
– Ты предлагаешь мне стать кем-то вроде Дон-Кихота, в одиночку атакующего судебную систему?
Сейчас Шюман выглядел очень усталым.
– Я совершенно серьезно говорил о том, что касается ответственности. Приговоры в отношении его неправильные. Полиция и прокуратура пошли у нас на поводу, сейчас нам надо попытаться расставить все по своим местам.
«Запоздалые угрызения совести», – подумала Анника и вновь вернулась к бумагам. Холмеруд красочно описал, как он похитил Виолу, задушил ее и утопил в море в месте, которое сейчас не мог показать.
– Ты читала то, что «Свет истины» написал сегодня? – спросил Шюман.
Она покачала головой.
– Линетт Петтерссон и Свен-Улоф Виттерфельд требуют осудить меня за мошенничество, их юридические знания, похоже, мягко говоря, ограниченны. А сам блогер утверждает, что мой документальный фильм спровоцировал выкидыш у дочери Виолы. Другими словами, я и аферист, и детоубийца.
– Ты наверняка смог бы привлечь его к суду. Он переходит все границы.
Главный редактор пожал плечами:
– Среди его данных хватает таких, за которые его можно призвать к ответу, но это только сыграло бы ему на руку. Он жаждет судебного процесса в качестве публичной трибуны, но я не собираюсь давать ее ему.
Анника почувствовала, как ее разочарование возрастает.
– И что, по-твоему, я должна сделать? Добиться пересмотра судебного решения в отношении Холмеруда вопреки его желанию?
Шюман почесал подбородок:
– Ты, пожалуй, смогла бы привлечь его на свою сторону. Заставить отказаться от признаний.
– И какой ему в этом резон? Смерть Лены все равно ведь, наверное, его рук дело, и пожизненное ему в любом случае обеспечено. При этом он попадает в Кумлу, как обычный женоубийца, то есть окажется с очень низким статусом, когда же речь идет обо всех пятерых, он легенда преступного мира.
– То есть ты не хочешь?
Анника беззвучно вздохнула. Само собой, она хотела. Все приговоры требовалось проверить, полицейские провели свою работу из рук вон плохо и подошли к расследованию предвзято, и их неплохо бы призвать к ответу, так же как и прокуроров, не сумевших как следует разобраться в данных случаях.
Прямой телефон Шюмана дал о себе знать.
– К тебе посетители, – сообщил Торе, из охраны.
Анника поднялась, собираясь уйти.
– Я хочу, чтобы ты осталась.
В другом конце редакции она увидела мужчину и женщину средних лет, растерянно озиравшихся.
