– Расскажи, каков был твой рабочий день, – попросила она.
Ирина Азарова откашлялась:
– Господин Лерберг покидает дом, отправляясь на работу, без четверти девять. В девять Нора уходит с детьми на церковные занятия. Я приезжаю на поезде, который прибывает в Солсидан сразу после девяти, а потом иду по тропинке через лес и подхожу к дому с тыльной стороны, так что никто меня не видит. Попадаю внутрь через кухню и работаю до часу…
– Что ты делаешь в доме?
– Привожу в порядок стол после завтрака, мою посуду, убираюсь, стираю, глажу, пеку печенье и столовый хлеб, готовлю еду к ужину, чтобы Нора потом смогла только разогреть…
– Ты многое успеваешь.
У женщины покраснели щеки.
– Не так уж и много, – сказала она и опустила взгляд в пол. – После обеда я обычно работаю здесь, в квартире. Готовлю на плите то, на что уходит много времени, и приношу с собой к Норе на следующее утро – голубцы, тушеную говядину или оленину, пеку хлеб и печенье тоже…
Она произносила названия шведских блюд на идеальном стокгольмском диалекте.
– И еще вяжешь, – добавила Нина.
Ирина кивнула:
– Нора считает рукоделие очень важным.
– Дети знают, что ты работаешь в доме?
Она вздохнула и кивнула:
– Я оставалась порой после часа, когда у детей послеобеденный сон. Старший мальчик, Исак, видел меня несколько раз. Он очень смышленый. Нора сказала ему, что я ангел, охраняющий их сон. Он разговаривал со мной по-шведски, но я никогда не отвечала. Мне совсем не нравится лгать мальчику. Я не знаю, что он думает обо мне.
– Он и в самом деле считает тебя ангелом, – улыбнулась Нина. – В любом случае так он говорил о тебе.
Судя по ее виду, Ирина сейчас испугалась снова.
– Он рассказывал обо мне?
Нина внимательно посмотрела на нее:
– Ты знаешь, где Нора?
Женщина уперлась взглядом в колени, спрятав лицо от глаз Нины. На вопрос она не ответила.
– Тебе известно что-нибудь о ее иностранных аферах?
По-прежнему никакого ответа.
– Что произошло год назад, когда Нора наняла тебя? Что-то ведь, скорее всего, случилось, ведь раньше она справлялась и с работой по дому, и с бухгалтерией мужа, но внезапно ей понадобилась помощь. Она попала в цейтнот, начала планировать побег и взяла тебя в помощницы…
Женщина неотрывно смотрела на свои руки.
– Откуда ты приехала в Швецию? – спросила Нина.
– Я не уверена, что хочу продолжать наш разговор.
Нина задумалась на мгновение.
– Согласно шведскому закону об иностранцах, ты совершила преступление, работая без соответствующего разрешения, – сказала она. – За такой проступок тебя могут подвергнуть денежному штрафу или даже на целый год отправить в тюрьму, и это если не принимать во внимание тот факт, что ты, вероятно, виновна в избиении Ингемара Лерберга.
Сейчас женщина подняла на Нину глаза, они снова были полны слез.
– Я никогда не встречалась с мужем Норы, впервые увидела его только там, на кровати, – пробормотала она.
Нина поверила ей. Она уж точно не сумела бы нанести такие увечья, у нее не хватило бы физической силы. Зато могла выступить в роли соучастницы, помочь советом или действием: поделиться информацией о привычках и распорядке дня семейства Лерберг или открыть дверь.
– Если ты будешь откровенна со мной, то я не заявлю на тебя, – пообещала она. – Но ты должна рассказать мне все, что тебе известно о Норе Лерберг и ее делах. Согласна?
Женщина кивнула.
Нина не имела права давать подобное обещание, потом ей, возможно, пришлось бы нарушить его, если бы это оказалось необходимым. Или нет?
– Откуда ты?
– С Украины, – произнесла Ирина Азарова очень тихо. – Из Чернобыля. Мой муж умер, но дочери живы. Они учатся в Киеве. Надя будет врачом, Юлиана – адвокатом. Я содержу их.
Нина взглянула на свой мобильный телефон и убедилась, что их голоса по-прежнему записываются.
– Каким образом ты познакомилась с Норой?
– Я выложила в Интернете объявление, что даю уроки языка. Она ответила на него.
– Уроки языка?
– Нора захотела учить русский. Я преподавала русский и английский в Чернобыле, в школе. Это была хорошая работа. А после аварии на атомной станции мой муж принимал участие в ликвидации последствий и тяжело болел с тех пор. Девочки были маленькими, работы не найти. Мы очень бедствовали. Потом муж умер, а дочерям пришло время учиться в университете, и я решила искать работу на Западе…
– Значит, Нора хотела учить русский язык?
Азарова кивнула:
– Я давала ей уроки вечером по средам, так мы начинали. И еще она постоянно слушала аудиокурсы русского языка через наушники. Нора была умная, быстро все схватывала.
– Ты учила ее русскому, а как получилось, что ты стала работать у нее в доме?
– У Норы хватало дел с фирмами. Порой она не спала ночами, не успевала заниматься стиркой и уборкой.
– Ты знала, что это были за фирмы?
Женщина колебалась, но только одно мгновение.
– Она вела бухгалтерию разных предприятий. Я не знаю каких, она никогда не встречалась с клиентами в доме.
Нина вздрогнула:
– А где она встречалась с ними?
– В Швейцарии. Дом находился в полном моем распоряжении в те дни, я меняла занавески, устраивала генеральную уборку.
– Как она вела бухгалтерию? В бумажном виде или с помощью компьютера?
– На компьютерах, их у нее было два. Она работала очень много, каждый день…
Два компьютера. Два мобильных телефона. Два паспорта. Два имени, по меньшей мере три адреса: в Марбелье, Фисксетре и на Силвервеген, а возможно, имелись и другие? Пять предприятий в Испании, а вдруг это не все? Она отмывала деньги, свои собственные? Или чужие? В таком случае чьи? Откуда она получала их?
– Почему? – спросила Нина тихо. – Почему она затеяла все это?
– Она однажды проговорилась, что взяла много в долг.
Нина ждала.
– Взяла деньги, у кого? У банка?
– Я так не думаю.
– Но почему? У фирм Ингемара дела шли хорошо. Нина любила роскошь? Употребляла наркотики? Играла?
Ирина Азарова явно оскорбилась за Нору.
– Ничего подобного. Она была неслыханно экономной и едва притрагивалась к вину. И не играла, я никогда не видела, чтобы она проявляла интерес к игре.
Нина посмотрела в окно. Она видела остроконечные кроны деревьев, а за ними похожие бело-коричневые дома.
