Каким-то образом все встало для нее на свои места: Нора заняла не у тех людей. Она занималась отмыванием денег на международном уровне. И в последний год попала в трудную экономическую ситуацию.
Испанские власти ужесточили законы, строительную индустрию постиг коллапс, машина по отбеливанию черного нала начала давать сбои.
Но чьи деньги Нора отмывала? Едва ли собственные, таких средств она не имела. Значит, была смурфом для какого-то международного синдиката, своих кредиторов, пожалуй.
– Я не понимаю, – сказала Нина. – Как она могла влезть в такое дело?
– Она хотела спасти его жизнь.
– Чью жизнь? Ингемара? Но он же не умирал!
– Ему требовалась платформа, чтобы приобрести определенный общественный статус, стать респектабельным.
– А он не боялся, что его разоблачат?
Ирина выглядела смущенной.
– О нет, муж Норы ничего не знает, он не должен ничего знать. Он даже не в курсе, что я работаю в доме. Нора всегда устраивает встречи в Швейцарии, когда он уезжает в командировки.
Нина снова посмотрела на кроны деревьев. Все началось семь лет назад, после ухода Ингемара из политики, после всей писанины в прессе и обвинений в мошенничестве с налогами.
Чтобы стать респектабельным. Боже праведный!
– Тебе известно, где Нора сейчас?
Ирина Азарова покачала головой:
– Я действительно не знаю.
– Она никогда не рассказывала о своих планах бежать?
– Нет, но сказала, что ей, пожалуй, понадобится исчезнуть в один прекрасный день. И была напугана и взволнована, дала мне мобильный телефон, просила отправить эсэмэску, если с ней или с ее семьей что-то случится.
– Исчезнуть?
– Она так сказала.
– Умереть или бежать?
– Я истолковала это так, что она боялась.
– Кого?
– Этого она никогда не говорила.
– Почему она захотела учить русский язык?
– Понятия не имею. Я спросила, но она ответила: «Есть вещи, о которых лучше не знать».
– Какого рода русский изучала Нора?
– Самый обычный. Мы работали по программе языковых курсов для начинающих.
– Никаких специальных терминов? Предложений и фраз, касающихся некоей особой области?
– Нет, ничего такого. Слова, произношение и грамматические правила из учебника.
– Может, у нее был русский работодатель?
Ирина не ответила.
– В доме на Силвервеген нет никакого кабинета, – сказала Нина. – Где сидела Нора, когда занималась своими фирмами?
– На кухне, за обеденным столом.
Это сходилось. Компьютер Норы нашли в отделении рядом со шкафчиком для круп, тот самый, который она использовала при работе с предприятием Ингемара.
– А у нее не было никакого другого места, где она обычно хранила их?
Ирина удивленно посмотрела на нее:
– Нет, с какой стати? В доме ведь нет кабинета, а Ингемар работает по другому адресу.
Могла Нора забрать второй компьютер с собой, покидая дом?
Если верить Кристине Лерберг, она вышла на улицу только в куртке. Ни зонтик, ни сумочку не взяла с собой. Может, компьютер был зашит у нее в подкладку? Не исключено, хотя это выглядело бы не лучшим образом. Но Кристина сама не видела, как уходила Нора, она пересказала слова Ингемара. Если теория Нины и Анники Бенгтзон соответствовала истине, то у Норы где-то по соседству стоял подержанный автомобиль, о котором никто не знал. Она могла спрятать ноутбук в багажнике вместе со старым паспортом и сумкой с наличными. Впрочем, компьютер был постоянно ей необходим, она использовала его каждый день, и было бы непрактично хранить его в машине.
– У тебя есть собственные ключи от дома? – спросила Нина.
Женщина кивнула.
– Не могла бы ты дать их мне?
Ирина Азарова сразу же поднялась, вышла в прихожую и вернулась с ключом, который отдала Нине.
– Ты возвращалась в дом после того, как нашла Ингемара?
– Нет, – сказала украинка. – Могу я задать тебе один вопрос?
Нина посмотрела на нее. Женщина держалась спокойнее, похоже, взяла себя в руки.
– Как ты нашла меня?
Не было видимой причины скрывать.
– На мысль навел рисунок Исака, – объяснила Нина. – Он нарисовал тебя. А потом я нашла тебя на записях с камер наружного наблюдения на Сальтшёбаденской ветке.
Ирина снова сжалась в комок на стуле.
– Да, я выделяюсь среди толпы. Генетическая мутация, это наследственное, я родилась с явным недостатком гормона роста. Слава богу, девочек минула сия чаша.
Женщина улыбнулась мимолетной улыбкой, которая сразу же исчезла.
– Я не могу оставаться жить здесь, – сказала она. – И куда мне деваться? Где я найду новую работу?
Нина взяла со стола мобильный телефон и, выключив запись, сунула его вместе с ключом в карман куртки. Потом протянула женщине визитку.
– Здесь мой прямой служебный номер и номер личного мобильника. Мне наверняка понадобится связаться с тобой, так что позвони и расскажи, куда ты перебралась, чтобы я знала.
Женщина кивнула.
Нина пожала ей руку и покинула квартиру.
Ирина Азарова могла и не позвонить ей, но это не имело большого значения.
Ингемар Лерберг показал, что его пытали двое мужчин, а не маленькая женщина.
И никакой профессиональный заплечных дел мастер или кто-то помогавший ему никогда не оставил бы свои домашние тапочки на месте преступления.
Анника написала текст и сделала телевизионное интервью. Само собой. Она всегда старалась быть в фокусе, приложить руку к самым сенсационным сплетням, показать себя во всей красе.
Томас кликнул мышкой по видеосюжету, и неизвестная ему блондинка заполнила экран. Она сообщила, что ее зовут Линда Вильеберг и что она дочь исчезнувшей миллиардерши Виолы Сёдерланд.
– И не играет никакой роли, жива моя мать или нет, – сказала женщина. – Для меня она мертва уже почти двадцать лет, с тех пор как предпочла покинуть нас без единого слова.
Потом показали сумку, светло-коричневый портфель, который, как сообщалось, содержал самые «дорогие реликвии» Виолы. У Линды Вильеберг глаза были полны слез, когда она перебирала лежавшие там вещи, старые фотографии, пару детских башмачков.
– Мама всегда брала нас с собой, если ездила куда-то, никогда не оставляла… – сказала она, вытирая слезы.
На экране появилась карта Северной Финляндии. Голос Анники сообщил, что автомобиль Виолы нашли на границе с Россией с ключами в замке зажигания через две недели после ее исчезновения. Именно в нем и находился коричневый портфель…
