Я взглянул на него и подумал – что ж я с ним делаю? С ним, с Галей? Почему укрываюсь от них? Почему боюсь их лиц, их глаз? Себя потревожить жалко? И сказал:
– Прости, Григорий. Я обязательно приду, с Маргаритой. В эту субботу, хорошо? Только не надо с капустой. Я с картошкой люблю.
– Да не переживай так, – сказал он и обнял меня за плечо. – Прямо лица на тебе нет. Ты еще всеми нами командовать будешь. У тебя же не башка, а чистое золото.
Я махнул рукой и пошел к дверям.
– А рапорт? – спросил Григорий. – Так и не написал?
Я вернулся, взял листок со стола, смял и бросил в корзину, чтоб он не мозолил глаза.
– Завтра напишу, – твердо сказал я. – Что я – не успею?
– Успеешь, конечно, – сказал Григорий и почему-то хитро рассмеялся.
Я хлопнул дверью и пошел по коридору. И слышал, как Григорий все еще смеется в кабинете.
* * *
…Наверное, не нужно было идти сегодня к Наде, но я пошел. Одно к одному, день сегодня такой выдался. Я поднялся на четвертый этаж и позвонил в квартиру тридцать восемь. Открыл мне довольно несвежий парень, в мятой голубой майке и таких же мятых брюках. Судя по всему, он был уже прилично «поддатый».
«Это не мое дело, – сказал я себе. – Все. Я почти свободен. Я не следователь, я нормальный гражданин. Мне нет дела до того, сколько сомнительных элементов проживает в нашем районе».
– Здравствуйте, позовите, пожалуйста, Надю, – попросил я.
– А ты кто есть? – спросил он.
– Володька! Закрой дверь, сквозит! – крикнул из комнаты мужской голос.
– Надю позовите, пожалуйста.
– А Надька здесь больше не живет, – почему-то злорадно сказал он. – Квартиру получила.
– По какому адресу? – спросил я. – Адрес скажите, пожалуйста!
– Нет адреса, – с удовольствием проговорил он. – Не оставила, ясно? Не хочет с родней знаться, ясно тебе? Вот и дуй отсюда, пока уши торчком.
Я повернулся и стал спускаться вниз. «Ладно, – подумал я, – Надю я найду и так. Все остальное – не мое дело».
Парень в голубой майке стоял в дверях и с видимым удовольствием смотрел мне вслед.
– Володька, кто там еще? – крикнули из квартиры. – Закрой дверь, сквозит!
– Надькин мужик какой-то… – громко ответил Володька. – Смотреть не на что… А та, голубица, тоже, строила из себя… – и он так же громко сказал о Наде слово, к которому я до сих пор не могу привыкнуть.
Это слово гулким веселым эхом покатилось по подъезду.
Тогда я повернулся и побежал вверх, к нему. Мне показалось, что я бегу слишком долго, слишком медленно, как во сне или в воде, а он почему-то так и стоял в дверях и смотрел на меня с любопытством. Может быть, он думал, что я возвращаюсь узнать – не сильно ли сквозит на папашу Булдыка? Во всяком случае, он почему-то не сопротивлялся, когда я схватил его за обе лямки голубой майки, выволок на площадку и стал колотить о лестничные перила. От неожиданности он просто потерял ориентир и только впустую махал руками, ища опоры. Я успел прилично отделать его морду о перила, когда из квартиры выскочил папа Булдык, одной рукой схватил сына за ту же многострадальную майку и впихнул в квартиру, а меня сильно пнул в спину, так что я слетел вниз на целый пролет и дальше уже мчал на своих двоих, не оглядываясь.
Мне было весело. Все-таки здорово я отделал Володьку, хотя, конечно, нельзя забывать, что он был пьян и, значит, это несколько снижает торжество по поводу победы.
Я шел домой и думал, почему у меня так нелепо складываются отношения с будущими родственниками… Что Маргаритин отец Толя-рыжий, что эти голубки…
Куда я все лезу и что хочу доказать? Что я страстно хочу изменить в этих людях? И почему думаю, что я, именно я, имею право заставить их поступать так, а не иначе? Ведь я всего лишь один из них… Дурак, думал я, ты ж сам себя убеждал, что отныне свободен, что тебе нет дела… Значит, все-таки не свободен? Значит, есть, черт возьми, дело?
– Все! – сказал я бабе в коридоре. – Завтра напишу рапорт. Вы довольны? Вы счастливы наконец? Теперь мне все равно. Устраивайте меня. Пристраивайте меня. В метро. В «Торгпиво». В городскую ассоциацию ассенизаторов! В хорошую семью!
– Тихо, – сказала баба. – Деду делают укол. Валентина Дмитриевна прислала к нам очаровательную девочку, Надюшу. Пойди познакомься и веди себя как человек. Впрочем, разве тебе кто-нибудь понравится! Скажешь – книг мало читала и на одной ножке плохо вертится… Что ты уставился на меня?
Я расстегнул деревянными пальцами пуговицу на рубашке у ворота и сказал бабе:
– Только не вздумай совать ей свои злосчастные деньги. Это моя будущая жена…
* * *
Утром меня разбудил телефонный звонок. Я судорожно выхватил из-под подушки ручные часы. Четверть седьмого. Вчера я вернулся поздно, потому что провожал Надю и мы долго сидели на раскладушке в ее новой, совершенно пустой квартире, а под другую раскладушку спрятался Надин сын Митька. Он стеснялся меня и не хотел вылезать.
Телефон все звонил, и я снял трубку. И не сразу узнал Сережу Темкина.
– Саша, – сказал он странным голосом, – хорошо, что застал тебя…
– А, привет работникам следственного отдела! – стараясь, чтобы получилось бодро, воскликнул я. – А я вам нынче волк свинье не товарищ, сыскные вы крысы! Копошитесь, братцы, а я вольный орел! Сокол! Ястреб! Беркут!
– Саша, Григория убили… – тихо сказал он.
И не ожидая моего голоса в трубке, словно понимая, что я не смогу ни выдохнуть, ни выдавить из горла слова, добавил:
– Приезжай, надо помочь.
* * *
Мы шли по коридору, по которому каждый день ходили с Гришей, и Сергей рассказывал:
– Рутинный вызов. Хулиганство. Пьяный муж дебоширил… Молодой мужик, жена, ребенок… Поехали Григорий с Ядгаром.
– Подожди, – сказал я, – пьяный муж дебоширил. Какой адрес?
– Ну, я не помню, старик.
– Подожди! – я остановился, сердце у меня колотилось. – Улица Космонавтов, дом семь, квартира… квартира, кажется, четырнадцать?
– Ну, кажется…
– Дом такой старый, трехэтажный?..
– Да… – Он смотрел на меня удивленно, не понимая.
– Мужик этот – слесарь?
– Ну, в том-то и дело, старик! Черт знает, как эта отвертка у него в лапах оказалась. Саша, ты что?
Я привалился к стене, не мог дышать. Вздохи получались, а выдохи – нет.
– Сережа, это из-за меня Григория убили…
– Ты что? – крикнул Сергей.
А я не слышал ничего. Я его по губам понимал. В голове моей гулким прибоем шумела кровь.
– Подонка этого не забрал… Пожалел жену… Она умоляла…
