Было, правда, три адреса, по которым Назарову никто не открыл. И соседи ничего не смогли сказать об отсутствующих. Но подозревать кого-то в чем-то сразу вот так, на пустом месте, он не мог. Оставалось ждать новых фактов в еще неоткрытом деле. А их, как назло, не было. Смерть Зои Ивановны он мог приобщить ко всем имеющимся у него подозрениям лишь по собственной инициативе, и то с большой натяжкой. Бабушка захлебнулась в своей ванне. Результаты вскрытия Назаров видел, усомниться было не в чем: Зоя Ивановна утонула. Ни одного синяка или следа инъекции. Все чисто, безукоризненно чисто. В глубине души Назаров был уверен, что утонуть ей помогли, но доказать ничего бы не смог, даже если бы и очень старался.
Сан Саныч в который раз за вечер опустил трубку на аппарат и тяжело вздохнул. Верочка по-прежнему не отвечала. Сегодня он совсем было собрался позвонить ей на работу. Нашел в справочнике номер учительской и даже набрал его, но стоило молодому звонкому голосу ему ответить, как он тут же дал отбой.
Что он ей скажет, о чем спросит?! Почему она от него скрывается?! Почему не позвонила, не предупредила, ничего не объяснила?! А она разве обязана?..
В том-то и дело, что нет. Они же ничего друг другу не обещали. Просто торопились любить друг друга, словно времени им было отпущено всего ничего. Кто же знал тогда, что это и только это и есть правда. Назаров вот лично даже не догадывался. А Верочка если и знала, то не сказала ему ничего. Не сказала тогда, не скажет и теперь…
Намекни ему кто сейчас, что его нерешительность очень сильно отдает трусостью, он бы возненавидел себя еще больше. Потому что он и в самом деле трусил. Как огромный глупый страус, боялся, спрятав голову в песок. Пока существовала вся эта неопределенность, не отнимающая надежду, Назаров мог еще жить. Как только ее не станет, не станет и его.
Звонок дежурной части на внутренний телефон в его кабинет выдернул его из состояния сумрачной отрешенности, с которой он последние десять минут разглядывал растрескавшийся переплет оконной рамы.
— Назаров, — буркнул он невнятно.
— Саня, — обрадовался дежурный. — Как хорошо, что ты на месте!
— А что случилось? Я вообще-то собирался уже уходить. Мой рабочий день, сам понимаешь, закончился пару часов назад. Так что…
— Да знаю я, знаю, Сан Саныч. Но тут мужик тебя один с самого утра домогается. Сначала звонил, спрашивал тебя и трубку бросал. Потом вопросы начал такие дикие задавать, типа, уволился ты или по-прежнему работаешь. Или, может, уехал. Я даже не выдержал один раз и пообещал привлечь его за хулиганство. Он полдня не звонил, и вот опять.
— А сейчас ему что нужно? С работы меня подвезти хочет? — мрачно пошутил Сан Саныч, не ощутив ни единого интуитивного укола.
— Не-а, — дежурный весело хмыкнул. — Сейчас он хочет, чтобы ты сам к нему приехал в офис для серьезного мужского разговора.
— Так и сказал?
Назарову вдруг сделалось тревожно.
Какой такой офис, что еще за мужской разговор…
Что-то это должно было таить в себе. Может быть, как раз ответы на те вопросы, которые мучили его вторую неделю?
— Да, так прямо и сказал. И координаты свои оставил. — Дежурный быстро прочитал адрес комбината по производству пищевых полуфабрикатов. — И назвался даже.
— Геральд Всеволодович Хитц? — перебил его Назаров, пугаясь еще сильнее. — Я не ошибся?
— Нет, Сань. Именно так. И знаешь еще что… Щас, погоди, звонок на пульте. — Дежурный долго отвечал кому-то, потом спорил, потом еще кому-то перезванивал. Наконец снова заговорил с Назаровым, у которого от нетерпения начали подрагивать колени: — По-моему, он был никакой.
— Как это?!
— Ну, пьяный, по-моему. Еле языком ворочал. Он, может, потому и осмелился позвонить, что напился. А там кто его знает. Но на разговоре с тобой очень настаивал. Поедешь?
— Да.
— А это того, Саня, не опасно? Может, кто из ребят с тобой поедет? — обеспокоился дежурный.
— Нет, спасибо. Это личное…
Он мог бы еще добавить, что это очень, очень личное. В этом была вся его жизнь, течение которой в последние дни будто застопорилось. В этом заключалось его право на счастье, оказавшееся столь коротким. И Назарову очень хотелось бы узнать: почему оно проскочило так быстро и почти мимо, ничего, кроме боли, ему не оставив?
Может быть, Геральд Всеволодович сумеет ответить ему на эти вопросы…
Глава 19
Геральда Всеволодовича к моменту прибытия Назарова уже почти ничего не интересовало. Он сидел, развалясь, в кожаном кресле с высокой спинкой. Руки с закатанными по локоть рукавами белой рубашки безвольно свесились через подлокотники. В правой зажато горлышко полупустой бутылки виски. Глаза Геральда были плотно закрыты, и он еле слышно похрапывал.
Назаров беспрепятственно миновал охрану, там были предупреждены. Без лишних затруднений нашел кабинет генерального директора и хозяина фирмы в одном флаконе. Миновал незакрытую дверь, захлопнул ее за собой, и тут такое…
— Гмм… Гм-мм. — Он начал натужно кашлять, поглядывая на хозяина кабинета.
Реакции никакой. Тогда Назаров взял со стола для заседаний початую бутылку минералки и с удовольствием, не торопясь, вылил ее почти всю Геральду на лицо и за шиворот.
Тот принялся фыркать и отмахиваться. Бутылка с виски выпала из пальцев, глаза с третьей попытки раскрылись, и уже через несколько мгновений Геральд его узнал.
— А-ааа, мент поганый, так кажется… — оскалился он недобро, пьяно ухмыльнувшись Назарову. — Явился-таки! Ну-ну, присаживайся, будешь гостем…
Никогда бы Назаров не позволил ему так оскорблять себя, да и в гости вряд ли пришел бы, если б не Верочка. Ради нее он готов был все всем простить и все вытерпеть. К тому же непрезентабельный вид ее бывшего мужа наталкивал на мысль о том, что между бывшими супругами не все так благополучно, как ему представлялось.
Он выдвинул стул, уселся напротив Хитца, уложив руки на шикарный полированный стол, и вопросительно посмотрел тому в переносицу. Смотреть в его пьяные мутные глаза было очень неприятно.
— Выпьешь? — Геральд подкатил к себе ногой выпавшую из пальцев бутылку, поднял ее и потряс в воздухе остатками виски. — Тебе должно хватить.
— Спасибо, — односложно отозвался Назаров, незаметно осматриваясь.
Кабинет был богато и стильно обставлен. Светлые стены, отделанные на европейский лад, жалюзи на окнах, мягкий свет скрытых от глаз светильников. Огромный плоский телевизор на противоположной стене. Овальный стол для заседаний. Перпендикулярно ему стол Геральда. На нем компьютер с мерцающим изгибами лабиринта монитором. Стопка бумаг. Три кожаных папки и целый ряд фотографий в одинаковых рамках. И везде на них его сын, где с матерью, где с отцом, где с друзьями, а где и просто один.
