Отрицать очевидное было глупо.
– Так получилось, – вздохнул я и медленно опустился на подушку.
– Но кто это был?
– Не знаю.
Вновь начало знобить, и я натянул на себя одеяло, заодно скрыл синяки на ребрах.
– Лео, а если бы пуля попала в сердце? Ты бы умер! – задрожала Лилиана. – Да и с поврежденным позвоночником мог остаться парализованным на всю жизнь!
– Я знаю, – вздохнул я. – Знаю. Но от меня ничего не зависело. Просто так сложились обстоятельства. И как видишь – парализованным я не остался.
Лилиана уселась на кровать рядом со мной и с упреком спросила:
– Почему ты не прислал мне весточку?
– Не мог.
– Как так?
Я накрыл рукой девичью ладонь и легонько стиснул пальцы.
– Лили, я действительно не мог. Ранение оказалось слишком серьезным, я до сих пор не восстановился полностью.
– Я бы могла помочь!
– Я знаю. Но пуля и в самом деле повредила позвоночник. Какое-то время я даже был парализован. У меня не было с собой документов, никто не знал, кто я такой, а сам я никому не мог этого сказать.
– Альберт обошел все больницы!
– В «Готлиб Бакхарт» он зайти не догадался. Да его бы и не пустили.
– Тебя поместили в «Готлиб Бакхарт»? – обмерла Лилиана. – Но почему?!
– Направили на принудительное лечение. Возразить я, как понимаешь, не мог. Но так оказалось даже лучше – электротерапия поставила меня на ноги. Я вернулся, как только смог.
– А твои родственники?
– Они помогли мне выбраться из клиники, – расплывчато ответил я, притянул Лили к себе и поцеловал. – Давай спать!
Но Лилиана и не подумала успокоиться. Ответив на поцелуй, она вдруг нырнула под одеяло и провела рукой по моей груди. Сердце заколотилось с перебоями, девичьи пальцы скользнули по коже, будто по оголенным нервам. Я жаждал продолжения, но одновременно и страшился его. И это разрывало душу на куски.
– Я так скучала по тебе, Лео! – прошептала Лилиана, и на миг показалось, будто ее бесцветно-серые глаза светятся сильнее лампы в изголовье кровати.
– Я тоже скучал, любимая.
– Но я больше…
Девичьи пальцы скользнули с груди на живот, и я вымученно улыбнулся.
– Боюсь, сегодня от меня не будет много толку.
Но Лилиана продолжила целовать мою грудь, постепенно опускаясь вслед за ладошкой.
– Пожалуй, не стоит! – хрипло выдохнул я, чувствуя, как щекочут кожу локоны черных волос.
– Успокойся, любимый. Я знаю, что делаю! – отозвалась Лилиана и замолчала, не оставляя своих попыток расшевелить меня, и очень скоро я понял, что показавшиеся игрой на оголенных нервах легкие касания пальцев не идут с новыми ощущениями ни в какое сравнение. И теперь мне хотелось лишь одного – чтобы это никогда не кончалось. Более того – в дрожь бросило от одной лишь мысли о неизбежности финала.
Но развязал мой язык вовсе не этот восхитительный страх. Нет, я просто понял, что, если не расскажу Лилиане о себе сейчас, не смогу рассказать никогда. А мало что убивает чувства так быстро, как скелеты в шкафу.
– Ты хотела узнать о моих родственниках, Лили? – хрипло выдохнул я. – Что ж, слушай…
5
Я рассказал обо всем. Обо всем, что касалось меня.
Раскрывать чужие тайны не посчитал нужным. Некоторые секреты убивают не отношения, они убивают неосторожных на язык людей. Я ничего не рассказал Лилиане о фантомном сердце принцессы и о том, откуда взялись шрамы на моей груди. Но в остальном впервые за все время нашего знакомства я был с ней абсолютно откровенен.
И в итоге мне стало легче. Действительно стало.
Впрочем, имелись для того причины и чисто физиологические.
– Вот теперь можно спать, – сонно промурлыкала мне на ухо Лили, обняла и задремала еще прежде, чем я успел хоть что-то ответить.
Я дотянулся до выключателя и погасил лампу. Сердце неровно постукивало, но уже успокаивалось, размеренное дыхание девушки словно служило для него метрономом и задавало ритм.
И даже так сна не было ни в одном глазу. В голову лезла полнейшая ерунда, незаметно подкрались ночные страхи – неуловимые, но изматывающие. Тошно стало на душе и тоскливо, а почему, понять никак не получалось, сколько ни ломал над этим голову.
Все ведь хорошо, так чего переживать? Неужели дело исключительно в пропущенной инъекции морфия?
О наркотиках я рассказывать подруге не стал, полагая, что справлюсь с этим пагубным пристрастием без посторонней помощи. Только справлюсь ли? Впрочем, у меня просто не было иного выхода…
Лилиана размеренно дышала во сне; я лежал рядом и никак не мог задремать. И лишь когда с первого этажа донеслось двенадцать размеренных ударов настенных часов, как-то неожиданно, одним рывком провалился в кошмар.
Не заснул – именно провалился. Я даже позы не поменял, как лежал на спине, так и продолжил лежать, только теперь подо мной был не мягкий матрац, а жесткая поверхность каталки. И душу снова резал скрип расшатавшегося колеса.
Скрип. Скрип. Скрип.
Меня везли по коридору с закрытыми дверьми; лицо толкавшего каталку человека терялось в темноте, разглядеть его никак не получалось.
А еще я не мог ни пошевелиться, ни выдавить из себя ни слова. Я вновь был парализован. И вновь вернулся в «Готлиб Бакхарт». Осознание этого факта ткнулось в сердце раскаленной иглой, и я бы умер на месте, но у мироздания были на мой счет совсем иные планы. Постепенно в коридоре начало разгораться оранжевое свечение, и его неровные отсветы высветили лицо санитара. Это оказался маэстро Марлини, в глазах его плясали огни преисподней.
– Добро пожаловать в ад! – расхохотался он.
Я запрокинул голову и увидел, что коридор заканчивается топкой крематория, но прежде чем мертвый гипнотизер закатил тележку в огонь, меня рывком выбросило из разлетевшегося на куски кошмара.
Очнувшись, я какое-то время лежал на кровати с судорожно бьющимся сердцем и жадно хватал воздух распахнутым ртом, а только начал успокаиваться, как вдруг расслышал знакомый скрип.
«Мертвые санитары явились по мою душу!» – промелькнула заполошная мысль, но я сразу выкинул ее из головы.
А скрип между тем никуда не делся.
Я поднялся с кровати, высвободил из кармана брошенного в кресло халата «Веблей – Фосбери» и прислушался, но нет – скрип не послышался и раздавался вовсе не в моей голове. Показалось, будто что-то размеренно скрежещет где-то на первом этаже особняка.
Взломщики?
Донимавшая весь вечер слабость оставила меня, ноги больше не подгибались, а руки не дрожали, поэтому я накинул халат, затянул пояс и осторожно выглянул в коридор. После электротерапии мое ночное зрение заметно ослабло, но проникавшего через окна света уличных фонарей было достаточно, чтобы убедиться в отсутствии в коридоре посторонних.
