Я должен убить регента? Действительно должен?!
– Вы дали слово! – повторила принцесса.
– Драть! – выдохнул я, обессиленно развалился на сиденье и рванул ставший вдруг слишком тугим ворот сорочки.
Я и в самом деле был обязан выполнить просьбу кузины. Для сиятельных слово не пустой звук. Дай клятву – и окажешься связан этим обязательством навсегда.
Я зажал лицо в руках, помотал головой, потом вскинулся и спросил:
– Зачем вам это?
– Так ли важна причина?
– А сами как думаете? – не сдержался я. – Важна! Разумеется, важна!
Бледное лицо принцессы осталось бесстрастным.
– Вам так нужно ощущать собственную правоту? – с легким оттенком презрения поинтересовалась она. – Герцог – узурпатор. Этого вам недостаточно?
– Это лишь слова!
– Это слова наследницы престола! – выкрикнула кузина, и глаза ее засияли бесцветным огнем. – Мало моего слова?! Действительно?
– Нет, но…
Принцесса не дослушала.
– Ко мне не допускают врачей! – заявила она. – Моих собственных врачей! Назначенные герцогом коновалы ничего не знают об операции на сердце, их задача – поддерживать меня в стабильном состоянии, и не более того. А я не хочу провести следующие полвека в коме! Не желаю!
– Хорошо! – вскинул я перед собой открытые ладони. – Вы подозреваете герцога в измене, но почему не обратитесь напрямую к членам императорского совета?
– Все зашло слишком далеко. Никому нельзя доверять.
– А мне можно?
– Если герцог узнает о вашем существовании, он вас уничтожит. Вам, кузен, я доверять могу.
Я не нашелся что на это ответить, только спросил:
– И на полицию вы тоже влияния не имеете?
Принцесса покачала головой.
– Фон Нальц был хорошим человеком, но теперь герцог назначил на его место кого-то своего. А почему вы спрашиваете?
– Недоразумение, – поморщился я и спросил: – Вы хоть понимаете, что у меня нет ни единого шанса на успех? Мне просто не проникнуть во дворец.
– Вам и не придется этого делать, – ответила принцесса Анна. – Завтра в полдень герцог посетит Императорский монетный двор. Будет согласовывать со смотрителем эскизы памятных монет.
– Информация точная?
– Визит был запланирован еще на прошлой неделе. Мне удалось отыскать информацию об этом в одном из снов его референта.
– А вы не можете забраться в голову регента?
Кузина скривилась.
– Нет, герцог благоразумно не видит снов.
– Как такое может быть?
– Вас интересует название таблеток? – улыбнулась принцесса Анна. – Нет, кузен, они вам не помогут. Только не сиятельному с вашим воображением. Проще сразу пустить пулю в лоб.
– Возможно, так и придется поступить, если покушение провалится.
– Так постарайтесь, чтобы оно не провалилось! – отрезала кузина. – Экипаж герцога не бронирован, узнаете его по гербам на дверцах. Как действовать – решать вам. Только не забывайте, что стоит на кону! Второго шанса не будет! Помогите мне, и я решу все ваши затруднения с полицией.
– Обещаете?
– Они больше не побеспокоят вас.
Я кивнул, распахнул дверцу самоходного экипажа и вывалился в серое мягкое ничто.
2
Мне приходилось засыпать при разных обстоятельствах и при разных обстоятельствах просыпаться, но местонахождение при этом обычно не изменялось. Где лег, там и встал.
А на этот раз я отключился в роскошном салоне самоходного экипажа, а очнулся на каменной набережной под мостом через Ярден. Голову заботливо устроили на трофейном чемоданчике ирландского убийцы, в руку вложили пузырек с чудодейственными таблетками фрейлины.
«Выпей меня!» – гласила надпись на неровно приклеенной к нему бумажке. Почерк был женским.
Захотелось выкинуть пузырек в реку, но я передумал и сунул его в карман. Потом уселся на холодных камнях и прикоснулся к лицу; на пальцах остались следы ярко-красной помады. Фрейлина оказалась человеком слова и свое обещание сдержала.
«Чтоб тебе пусто было!» – беззлобно ругнулся я, вытер щеку носовым платком и вытащил из кармана револьвер. Переломил его, убедился, что все патроны на месте, и спрятал обратно.
В голове звенела пустота, и не знаю, как долго я просидел бы под мостом, но тут с другой его стороны замаячили фигуры констеблей. Пришлось подниматься на ноги и плестись по набережной в противоположном направлении.
К счастью, полицейские мной не заинтересовались.
Кожаный плащ послужил не лучшей защитой от холода, и после сна на камнях тело задеревенело, а из носа текли сопли, поэтому в первом же попавшемся на глаза уличном кафе я заказал бокал горячего глинтвейна. К вину со специями попросил принести пару вафель со взбитыми сливками, а потом взмахом руки подозвал тащившего на плече стопку газет парнишку. Свежий номер «Атлантического телеграфа» обошелся в десять сантимов.
Отпив подогретого вина со специями, я расправил газету и без особого удивления увидел, что вся первая полоса посвящена убийству главного инспектора полиции Фридриха фон Нальца.
Где-то в глубине души шевельнулась мысль о том, каким потрясением это известие стало для его дочери, но воспоминания о былой любви недолго занимали меня. Чем дальше, тем сильнее мое чувство к Елизавете-Марии фон Нальц казалось бесовским наваждением.
Да и о чем тут волноваться? У нее есть муж, с ней все будет хорошо.
А вот у меня… у меня впереди была полная неопределенность, и ничего хорошего ближайшее будущее не сулило даже при самом лучшем раскладе.
Убить регента, подумать только! Кстати… а если подумать?
Я сделал глоток начавшего остывать глинтвейна, с удивительным для последнего времени аппетитом умял хрустящую вафлю и принялся обдумывать слова кузины о притязаниях регента на престол. Как ни хотелось мне получить моральные оправдания для грядущего убийства, никаких аргументов в защиту этого предположения отыскать не получилось.
Хотя разве не в императорской власти карать и миловать по собственному усмотрению? Принцесса Анна высказалась на это счет вполне однозначно.
Дьявол! Уверен – анархиста не беспокоили подобные сомнения, когда он кидал бомбу в экипаж главного инспектора. Просто кинул – и все. А моральные терзания по Достоевскому, «тварь я дрожащая или право имею», – они для тонких и чувствительных натур вроде меня. Вечно сомневаться в своих поступках, даже когда прав, – это ли не изощренная пытка? Любой другой на моем месте с легким сердцем взялся бы исполнить приказ наследницы престола, а я вот терзаюсь!
К дьяволу все это! Анархистам с их фанатичной преданностью идее несказанно легче…
