Отражение выглядело осунувшимся и напуганным.
Проклятье! Да таким я и был: выжатым, словно лимон, и напуганным, как маленький пастушок, вокруг гаснущего костерка которого кружат голодные волки.
Бастиан Моран не отступится. Дьявол! Он точно доведет расследование до конца, раскопает всю подноготную. И дело не в личной неприязни или желании восстановить правосудие – черт, да я же тугов убил! – у старшего инспектора имелся в этом деле какой-то собственный интерес.
Карьерный рост? Фридрих фон Нальц стар, ему недолго занимать пост главного инспектора, но как мое дело поможет продвижению Морана? Да и к чему стремиться раскрыть преступление, если общественность уверена, будто тугов застрелили сами полицейские?
Не понимаю…
На проходной на меня никто даже не взглянул. Начиналась пересменка: одни констебли спешили на службу, другие направлялись на выход после службы. Все они были в штатском, и в общей сутолоке я спокойно покинул Ньютон-Маркт.
А когда вышел в ограниченный колоннадой портика внутренний двор полицейского управления, то с удивлением обнаружил, что на ступенях там собралась немалых размеров толпа. На демонстрацию столпотворение нисколько не походило – жидкая цепочка полицейских легко сдерживала прилично одетых господ, вооруженных не плакатами и палками, а блокнотами, карандашами и фотокамерами.
«Газетчики!» – сообразил я, надел котелок и уже двинулся к боковой арке, когда за спиной вдруг прозвучало:
– Лев! Лев, постойте!
Меня чуть удар не хватил! Машинально и совершено не задумываясь над собственными действиями, я сунул руку в карман пиджака, но в последний момент опомнился и просто обернулся. Вдогонку за мной спешил черноволосый худощавый молодой человек в неброском костюме и мятой серой кепке.
– Лев, вот уж не ожидал тебя здесь встретить! – рассмеялся Томас Элиот Смит, сыщик Детективного агентства Пинкертона.
Я с облегчением разжал обхватившие рукоять «Цербера» пальцы и, вынув руку из кармана, протянул ее Смиту.
– А уж как я не ожидал встретить тебя, Томас! – улыбнулся я после обмена рукопожатиями и спросил, нацепив на нос темные очки: – Ты ведь собирался возвращаться в Новый Свет? Каким ветром тебя занесло в столицу?
– Это все работа, будь она неладна! – с наигранным сожалением сообщил сыщик, привычным движением разгладил черные усики и поинтересовался: – А что привело тебя в этот оплот правопорядка? Неужели опять проблемы с законом?
– Небольшое недоразумение, – поморщился я. – Ничего серьезного.
– Могу чем-то помочь?
– Нет, все уже разрешилось самым лучшим образом.
В темных глазах сыщика промелькнуло профессиональное недоверие. Впрочем, темными они казались лишь из-за цветных стеклянных линз. Томас Смит был сиятельным, но весьма искусно это скрывал.
Желая отвлечь сыщика от причины своего визита в Ньютон-Маркт, я поспешил спросить:
– Полагаю, стряслось нечто чрезвычайное, раз тебя вновь отправили через Атлантику?
– Лев, я так хорошо зарекомендовал себя этим летом, что меня решили оставить в Старом Свете! – рассмеялся сыщик. – Теперь я разъездной агент-консультант с зоной ответственности в половину Европы! Париж, Лондон, Лиссабон и Мадрид – где я только не побывал за это лето! Теперь намечается работа в Новом Вавилоне…
У меня на языке так и вертелось обидное словечко «коммивояжер», но смеяться над собеседником я и не подумал. Выпытывать подробности его нового задания тоже не стал, вместо этого указал на толпу.
– Полагаю, ты в курсе причины всеобщего ажиотажа? Что стряслось? Очередная диверсия на оружейной фабрике или громкая выходка анархистов?
По лицу Смита скользнула едва заметная гримаса, словно тема была ему неприятна, и вместо ответа он сунул мне утренний выпуск «Столичных известий», аршинный заголовок которых гласил «Кровавый ритуал на бульваре Фарадея!».
– Очередная утка? – уточнил я, пробежав глазами по статье.
– Нет, – качнул головой сыщик. – Все так и было.
– В самом деле? – удивился я, поскольку в передовице говорилось о преступлении, неординарном даже по меркам всякое повидавшего Нового Вавилона. Убийства в доходных домах редкостью не являлись, но на этот раз своей жертве – молодой незамужней женщине легкого поведения – убийцы выкололи глаза и вырезали сердце. Полицию вызвал квартиросъемщик этажом ниже, с потолка которого начала капать кровь. Выдвигалась версия, что в деле замешаны малефики, но никаких доказательств этого не приводилось. Полиция объявила в розыск сутенера погибшей.
В этот момент два констебля с красными повязками дежурных по управлению на рукавах распахнули входные двери и для надежности заблокировали их железными стопорами. Газетчики подались вперед, и полицейским из оцепления пришлось приложить немало усилий, дабы выдавить их обратно за колонны портика.
– Главный инспектор собирается сделать заявление? – догадался я.
– Именно, – подтвердил это предположение Томас Смит. – Да вот и он сам…
Фридрих фон Нальц вышел на пресс-конференцию в парадном мундире; адъютант с папкой в руках следовал за главой полиции в некотором удалении. Констебли напряглись и еще более потеснили примолкших газетчиков, но на ступенях те уперлись намертво, отвоевать удалось лишь два или три верхних ряда.
– Пожалуй, пойду, – решил я. – Рад был увидеться…
Томас Смит потянул руку на прощанье, и в этот миг через оцепление проскочил растрепанный молодой человек.
– Умри, кровавый сатрап! – крикнул он и, прежде чем успел сорваться с места хоть кто-то из застигнутых врасплох неожиданным нападением полицейских, вскинул пистолет. – Свободу узникам совести!
Стоило бы стрелять молча, но политические лозунги для подобной публики всегда стояли на первом месте, и потому анархист сначала крикнул и лишь затем открыл стрельбу. Точнее, открыть стрельбу попытался, нисколько в этом не преуспев: его пистолет просто взорвался!
Обломки оружия разлетелись по сторонам раскаленной шрапнелью, никого при этом, к счастью, серьезно не зацепив, а несостоявшегося убийцу немедленно повалили на пол подоспевшие констебли. Впрочем, угрозы никому он теперь не представлял, более того – нуждался в неотложной помощи сам: из культи его изуродованной руки безостановочно хлестала кровь.
– Врача! – заголосил кто-то из газетчиков, но помог анархисту вовсе не полицейский медик.
Фон Нальц решительно растолкал окруживших его констеблей и приблизился к раненому. До меня донесся жгучий отголосок таланта сиятельного, а потом страшная рана зашипела и в один миг перестала кровоточить. Раненый парень тотчас перестал биться и обмяк на руках констеблей. Так, в бесчувственном состоянии, его и занесли в Ньютон-Маркт.
– Пресс-конференция переносится на более позднее время! – выкрикнул белый как мел адъютант главного инспектора.
