— Ну так, это как дважды два. У нас все зафиксировано. Тута оно все, — с гордостью показал старик рукой на куполообразную видеокамеру на столбе.
Антон и сам заметил видеокамеры. Он подумал, что если Меньшиков причастен к убийству Земсковой, то искать в видеоархиве информацию бесполезно.
— Мы с вами еще поговорим, — пообещал Барсиков на крыльце дома с большими витражными дверями.
На входе его уже ждала белокурая полноватая девушка в коричневом платье и накрахмаленном белом переднике; униформа делала ее похожей на выпускницу школы.
— Добрый день! Анна Борисовна сейчас плавает в бассейне. Пройдемте в гостиную, там вы сможете ее подождать.
Все это она сказала с приветливой улыбкой. На миловидном личике горничной не было и тени печали, словно ее коллега Земскова не погибла вовсе, а ушла в отпуск. А может, ей об этом неизвестно? — засомневался Антон. Да нет, подобные вести в рабочем коллективе распространяются быстро.
Гостиная, куда его привела девушка в переднике, поразила изобилием роскоши и безвкусицей. Казалось, хозяева преследовали цель выставить напоказ свою состоятельность: тут были и картины в тяжелых золоченых рамах, и громадная люстра с хрустальными подвесками, и помпезный камин, и парчовые шторы с вычурными кистями, и деревянный стол с фигурными ножками и небрежно оставленной на нем какой-то старой книгой. Усевшись на дорогой диван и вытянув ноги на лохматом ковре с кабаньей мордой, Антон подумал, что, пожалуй, тут неплохо. Вот бы еще чай предложили.
Словно прочитав его мысли, тихо, как тень, из недр дома явилась одетая в такой же белый передник, но на клетчатое платье дама на вид слегка за шестьдесят с убранными в высокую прическу волосами благородного коньячного оттенка. На ее усыпанном возрастными морщинами лице угадывались следы былой красоты. Взглядом из-под аккуратно подкрашенных ресниц она отпустила девушку, затем с надменной улыбкой поинтересовалась у Антона, что тот изволит выпить. Горничная держалась госпожой, и, если бы не униформа, Барсиков принял бы ее за хозяйку дома.
— Мне бы чайку, — пробормотал оперативник, тушуясь. Дама исчезла. Барсиков разозлился сам на себя за внезапно набежавшую робость. В детстве он боялся администраторш в регистратуре поликлиники, автобусных контролеров, продавщиц, школьных техничек, уборщиц — женщин, во власти которых преградить путь или прикрикнуть. Эта дама смотрела на него, как в его детстве на него смотрели продавщицы бытовой техники, когда он туда заходил поглазеть на японские телевизоры: сверху вниз и с подозрением, что он что-нибудь сломает.
Чай женщина принесла отменный. Ароматный, с лимоном, в расписном чайнике из костяного фарфора, к чаю предложила свежайшие булочки с творожной начинкой.
— Я из полиции. Капитан Барсиков. У меня есть к вам несколько вопросов.
На это сообщение дама отреагировала спокойно, словно полицейские ежедневно наведывались в особняк.
— Светлана Ивановна, — представилась горничная. — Вероятно, вы пришли по поводу Леночки.
— Да, по поводу Елены Земсковой. Вы ее хорошо знали?
— Как и всех, с кем работаю. Жаль бедняжку. Хорошая была девушка, старательная, но бесперспективная.
— Это как?
— А так, что ничего ей в жизни не светило. Девушка из провинции, из простой семьи. Ни к чему не стремилась, все интересы — дешевые курорты раз в год и покупка шмоток в торговом центре. Была бы хоть красавицей, а то внешность средненькая, с такой внешностью достойного мужа не найти. Вышла бы через пару лет за какого-нибудь слесаря и жила бы с ним на окраине. Что здесь полы мыла целыми днями, что на свою семью потом бы горбатилась. Молодая девка, а ходила в служанках. Что это за работа, подай-принеси?
— Вы ведь тоже не на генеральской должности, — заметил Антон.
— Вы правы, не на генеральской. Но я — совсем другое дело! Я жила ярко, насыщенно, интересно! В моей жизни было все: роскошь, светские приемы, путешествия, страсть! В свой юный март я сводила с ума кавалеров, в июне весь мир лежал у моих ног, еще в августе я была королевой. В сентябре потянуло холодом, потом я оказалась здесь. Сейчас уже ноябрь, — Светлана Ивановна величественно поправила прическу, — мой ноябрь. Не стоит судить по ноябрю обо всей жизни, молодой человек.
«А ведь тебе и поговорить не с кем, — подумал капитан, — живешь в окружении «недостойных», которые и в подметки тебе не годятся, не то что в собеседники, вот и вываливаешь первому встречному все, что накипело».
Закончив водные процедуры, явилась хозяйка дома. Раньше, чем она вошла в комнату, раздался ее нервный голос:
— Ну померла девка, ну земля ей пухом! А мы-то тут при чем? Зачем вы пришли в мой дом и отрываете меня от дел?
Лицо, вытянутое и прямое, гладкие волосы лежат на плечах тяжелой темной шалью. Ямочка на подбородке, приоткрытые, как у порнозвезды, чувственные губы. Нос крупный, глаза маленькие, чуть раскосые, но яркие, как угли. Женщина определенно была восточных кровей. Она смотрела с вызовом, словно собиралась прожечь в непрошеном госте отверстие.
— Светланиванна! Сходи, принеси и мне чаю, штоль, — велела она.
Личико заурядное, не интересное, и сама простенькая, как дворняга, но самоуверенная. На том и стоит, заключил Барсиков. Он хорошо знал этот тип женщин: амбициозные, хваткие, с огромным самомнением и, как следствие, хамоватые. Благодаря невероятно пробивному характеру они способны удивительным образом просочиться из глубинки в центр столицы. По головам пойдут, но своего добьются. Экспрессивные, с задатками артистизма, и часто кажется, что в них есть изюминка. Глядя на Хасю, можно подумать, что она яркая личность и чего-то стоит, раз так себя ценит и преподносит. Многие покупаются на эффектную подачу и даже долго пребывают под впечатлением, не в силах увидеть истинное положение вещей или не хотят, потому что очень трудно признаться самому себе, что не сразу распознал пустышку. Пустышка рано или поздно обнаруживается, ведь подавать себя в выигрышном свете мало, надо еще что-то из себя представлять.
Вон как Хася с горничной обращается. А лексикон, а говор! Достаточно одного ее «штоль», чтобы понять, где она росла. Барыней нарядилась, а манеры остались прежними — базарными. Светлана Ивановна, одетая в униформу прислуги, в качестве хозяйки дома смотрится куда органичнее.
Анна Меньшикова, она же Ханна — Ханума Иванская, она же Хася-Наливай. Все-таки Хася-Наливай тебе больше всего подходит. И кто тебе такое прозвище дал? Прямо в яблочко.
— Земскова не померла, как вы изволили выразиться, а погибла. Погибла в лесопарке, недалеко от своего места работы, то есть вашего особняка. В связи с чем у меня есть все основания подозревать всех, кто вхож в ваш дом и каким-либо образом с ней общался. В том числе и вас, уважаемая Анна Борисовна. Поэтому у меня к вам убедительная просьба — предоставить мне список лиц, находившихся в особняке двенадцатого мая.
— Ты че, капитан? Сам понял, че сказал? — Меньшиковой стало тесно в рамках вежливости, и она по-простецки перешла на «ты». — Ты предлагаешь, чтобы я строчила доносы на свое окружение? Нет, ну вы видели эту наглость?! А если я мужу пожалуюсь? Он же на вас адвокатов натравит, так что прикроют вашу лавочку и пойдешь ты, капитан, мести улицу, если возьмут!
