– Ты должен послать также умелого посредника, господин король, – елейно произнес Эркенвальд, – человека, который не будет испытывать искушения делать язычникам новые одолжения. Я бы предложил моего казначея. Он самый проницательный из людей.
– А еще он священник, – сказал я, – а Зигфрид ненавидит священников. И ему не терпится понаблюдать, как священника распнут на кресте.
Я улыбнулся Эркенвальду:
– Может, ты и впрямь должен послать своего казначея. Или отправишься сам?
Эркенвальд без выражения уставился на меня.
Я решил, что он молит своего бога, чтобы тот обрушил на меня молнию, но его бог не сделал ему такого одолжения.
Король снова вздохнул.
– Ты сможешь сам провести переговоры? – терпеливо спросил он меня.
– Я покупал лошадей, господин, поэтому – да, я умею вести переговоры.
– Торговаться при покупке лошади – совсем не то же самое, что… – сердито начал Эркенвальд, но утих, когда король устало махнул в его сторону рукой.
– Господин Утред старается вывести тебя из терпения, епископ, – проговорил король, – и лучше не доставлять ему удовольствия, показывая, что он в этом преуспел.
– Вести переговоры я могу, господин король, – сказал я, – но в данном случая я торгуюсь о кобыле огромной ценности. Задешево ее не продадут.
Альфред кивнул.
– Может, тебе взять с собой казначея? – нерешительно спросил он.
– Мне нужен только один спутник, господин, – ответил я. – Стеапа.
– Стеапа?
В голосе Альфреда слышалось изумление.
– Когда оказываешься лицом к лицу с врагом, господин, – объяснил я, – хорошо иметь с собой человека, само присутствие которого выглядит как угроза.
– Ты возьмешь двоих спутников, – поправил меня король. – Несмотря на ненависть Зигфрида к священникам, я хочу, чтобы дочь моя причастилась. Ты должен взять с собой священника, господин Утред.
– Если настаиваешь, господин, – ответил я, не потрудившись скрыть своего презрения.
– Настаиваю. – Голос Альфреда обрел часть былой силы. – И возвращайся побыстрее, потому что мне нужны вести о ней.
Он встал, и все остальные поднялись и поклонились.
Этельред не произнес ни слова.
И я отправился в Бемфлеот.
* * *
Наш конный отряд состоял из ста человек. Только трое из нас отправятся в лагерь Зигфрида, но трое не смогли бы без охраны проехать через земли, лежащие между Лунденом и Бемфлеотом. То была пограничная земля, дикая, плоская граница Восточной Англии, и мы ехали в кольчугах, со щитами и при оружии, давая знать, что готовы к бою.
Быстрее было бы путешествовать на корабле, но я убедил Альфреда, что в путешествии верхом есть свои преимущества.
– Я видел Бемфлеот с моря, – сказал я ему прошлым утром, – он неприступен. Крутой холм, господин, и укрепления стоят на его вершине. С суши я их не видел, господин, и мне нужно на них посмотреть.
– Нужно?
Этот вопрос задал брат Ассер. Он стоял рядом с креслом Альфреда, словно защищая короля.
– Если дело дойдет до драки, – сказал я, – возможно, придется атаковать ту часть укреплений, что обращена к суше.
Король осторожно взглянул на меня.
– Ты хочешь отправиться туда, чтобы сражаться? – спросил он.
– Госпожа Этельфлэд погибнет, если начнется бой, – сказал Ассер.
– Я хочу вернуть тебе дочь, – ответил я королю, не обращая внимания на валлийского монаха, – но только дурак считает, господин, что нам не придется сразиться с ними еще до конца лета. Зигфрид становится чересчур сильным. Если мы позволим его мощи расти, получим врага, способного угрожать всему Уэссексу. И мы должны сломить его прежде, чем он станет слишком силен.
– Сейчас – никаких битв, – настойчиво проговорил Альфред. – Отправляйся туда по суше, если так будет лучше, поговори с ними и быстро возвращайся ко мне с вестями.
Он настоял на том, чтобы послать со мной священника, но, к моему облегчению, на эту роль выбрали отца Виллибальда.
– Я – старый друг госпожи Этельфлэд, – объяснил Виллибальд по дороге из Лундена. – Она всегда любила меня, а я – ее.
Я ехал верхом на Смоке. Со мной были Финан и воины из моего личного отряда, а еще пятьдесят человек, которых отобрал Альфред, – ими командовал Стеапа. При нас не было знамен, вместо них Ситрик держал зеленую ветвь ольхи в знак того, что мы хотим вести переговоры.
То была ужасная земля, к востоку от Лундена, – плоское, пустынное место, полное ручьев, канав, тростников, болотных трав и дичи. Справа от нас, где порой виднелась серая простыня Темеза, болотистая местность казалась темной даже под летним солнцем.
В этой мокрой пустоши жило мало людей, хотя мы проехали мимо нескольких низких хижин с тростниковыми крышами. Из хижин никто не вышел. Жившие в них рыбаки, промышлявшие ловлей угрей, видели наше приближение и поторопились спрятать свои семьи в безопасных местах.
Тропа, которую трудно было назвать дорогой, тянулась по слегка приподнятому краю болота, а потом – через маленькие, огороженные терновником поля с глинистой почвой. Скудные деревья были расщеплены и согнуты ветром.
Чем дальше мы продвигались на восток, тем чаще нам попадались строения, и постепенно они становились все больше.
Около полудня мы остановились возле большого дома, чтобы напоить лошадей и дать им отдохнуть. Дом был окружен палисадом, и слуга осторожно вышел из ворот, чтобы спросить, по какому мы делу.
– Где мы находимся? – поинтересовался я, прежде чем ответить на вопрос.
– Это дан Вокки, – ответил он.
Слуга говорил на английском.
Я мрачно рассмеялся, потому что «дан» означало «холм», а холма я нигде не видел, хотя дом стоял на очень небольшой возвышенности.
– Вокка здесь? – спросил я.
– Теперь этими землями владеет его внук, господин. Его здесь нет.
Я соскользнул со спины Смоки и швырнул поводья Ситрику.
– Поводи его, прежде чем напоить, – велел я Ситрику, потом снова повернулся к слуге. – Итак, его внук… Кому он дал клятву верности?
– Он служит Хакону, господин.
– А Хакон? – задал я новый вопрос, отметив, что домом владеет сакс, но клятву верности он принес датчанину.
– Он поклялся в верности королю Этельстану, господин.
– Гутруму?
– Да, господин.
– Гутрум созвал людей?
– Нет, господин, – ответил слуга.
– А если бы Гутрум их созвал, – спросил я, – Хакон и твой господин повиновались бы призыву?
