– Заходи, – лаконично пригласил ее Виталик и, придерживая рукой дверь, пропустил вперед. – Заходи и располагайся, я зайду минут через десять. А вообще-то мне меняться пора…
Дверь за ее спиной закрылась, и Ася осталась наедине с пострадавшей.
Она огляделась и сделала два несмелых шага в направлении кровати, на которой угадывалось тело девушки. Одеяло было натянуто почти до ее подбородка, голова плотно забинтована и напоминала огромный кокон. Красивое лицо девушки почти потерялось в стерильной белизне бинтов и постельного белья. Заострившийся нос, запекшиеся губы…
Ася осторожно подошла к кровати и замерла, прислушиваясь. Девушка еле слышно дышала. Глаза ее были закрыты, а губы плотно сомкнуты. Никаких намеков на проблески сознания. Ася прошла к окну за стулом. Не удержавшись, глянула сквозь пыльное стекло. Ничего интересного. Окно выходило на противоположную от запасного входа сторону, так что узнать, уехал ли Ванька или решил ее дождаться, ей не удалось.
Подхватив стул, Ася поставила его в изголовье кровати, осторожно, будто пробуя его на прочность, села и снова огляделась по сторонам.
Палата была крохотной – два метра в ширину и чуть больше в длину. Крохотной и убогой. Койка с панцирной сеткой и облупившимися набалдашниками. Доисторическая тумбочка, выкрашенная в грязно-белый цвет (хотя, может, он был когда-то кристально белым, да потускнел за долгие-долгие годы). Стены красились, очевидно, в одно время с тумбочкой и так же лихо контрастировали с белизной бинтов и пододеяльника.
Хоть одно радует, мелькнуло в Асиной голове, когда она поправляла край одеяла. Прачечная в этой больнице работает исправно, и, кажется, ее работники относятся к своим обязанностям с должной ответственностью. Но себе бы она, даже при этой хвалебной констатации, не пожелала принять смерть на такой больничной койке в такой нищенской обстановке. Хотя, если рассудить по-другому, какая разница, где встретить свой конец? Главное-то не в серости и убогости окружающего, а в том, что это именно конец. Конец всему: мечтаниям, надеждам, любви, предательству и всему, что их порождает…
Ася вдруг опечалилась и даже пододвинула стул поближе к кровати, чтобы слышать более отчетливо, как дышит раненая девушка.
Разве могла эта нынешняя пациентка Виталика предположить, что жизнь ее так бесславно закончится? С ее-то красотой да еще и наверняка с непомерными амбициями, которые красоту непременно сопровождают, – и так бесславно. Никого нет рядом. Ни родных, ни близких. Они же должны быть у нее! У каждого человека кто-то да есть. Не мать, так отец, или тетка, или подруга тетки, или подруга подруги тетки, ну и так до бесконечности. Кто-то у нее должен был быть. И искать теперь ее должен непременно. А если ее и в самом деле ищут? И мучаются от неизвестности и совсем не знают, что она умирает сейчас в безвестности под глупым инвентарным номером, не в состоянии назвать свое имя и фамилию?
Ася протянула руку к тумбочке и взяла оттуда стакан с водой и бинтовым тампоном. Это для того, чтобы смачивать губы, она знала. Видела, когда навещала отца в больнице, куда он попал с аппендицитом. Ася чуть стряхнула влагу с тампона и едва коснулась им спекшихся губ. Потом еще и еще раз.
Господи, веки девушки дрогнули. Точно, дрогнули! И дыхание стало учащенным и более отчетливым. А губы вдруг задрожали и поехали в сторону так, как если бы раненая собиралась улыбнуться.
– Эй, эй, ты меня слышишь? – Ася склонилась почти к самому ее лицу, приблизила ухо к ее губам и снова окликнула. – Девушка, милая, ты меня слышишь?
И тут в ухо ей дунуло слабым эхом:
– Лена… Леночка…
От неожиданности Ася отпрянула. Сердце заколотилось, как бешеное. С чего, спрашивается, она так напугалась? Ну, очнулся человек, так это же хорошо. Вот и шепот вполне отчетлив. Но девушка не просто очнулась, она… Она только что произнесла имя Лена! Точно Лена, и никакого Лени.
– Девушка, милая… – снова осторожно окликнула ее Ася и еще раз провела влажным тампоном по спекшимся губам. – Если ты слышишь меня, то постарайся показать как-то… Ну, я не знаю… Может, моргнешь, а?
Прав был Ванька. Сотню, тысячу раз прав, утверждая, что Ася отравит последние минуты жизни, оставленные судьбой этой несчастной. А что делать-то? Сидеть истуканом и ждать, пока она перестанет жить? Так нельзя! Нужно хоть что-то делать. Хотя бы ради того, чтобы кто-то ответил за зло, которое он сотворил с этой девушкой.
А та не моргнула, но кончики ресниц едва заметно задрожали.
– Слышишь меня? Умница! – воскликнула Ася и даже погладила толстый кокон бинтов на голове пострадавшей. – Кто такая Лена? Так зовут тебя? Ты все время повторяешь: Лена…
Губы девушки снова пришли в движение. Ася напряженно вслушивалась, но ничего, кроме нечленораздельного хрипа, не разобрала. Сил у несчастной совсем не осталось. К тому же, по словам Виталика, она страдала. Дико страдала.
– Что же делать-то?! – воскликнула Ася со слезой, опустилась на стул у кровати и, обращаясь скорее к себе, нежели к девушке, произнесла: – Тебе больно! Я знаю, что тебе больно. Ты хорошая, наверное, девушка. Ты молчишь, а я так и не узнаю, что ты хочешь сообщить. Лена, Лена… Кто такая эта Лена?
Кончики ресниц девушки снова задрожали, и из уголков глаз к вискам сбежали две мутные слезинки.
Ася в который раз коснулась ее губ влажным тампоном.
– Прости меня! – вдруг выпалила она не к месту и всхлипнула. – Прости, пожалуйста! Когда я сидела под твоими окнами, я так тебя ненавидела… Не конкретно тебя, нет. Просто ту женщину, к которой две недели подряд ходил мой муж. Потом я нашла тебя – раненую, в горящей квартире, – и все как-то изменилось. Все стало по-другому. Тебе больно сейчас…
– Лена, – снова едва слышно позвала девушка, запнулась, словно собиралась с силами, а через секунду очень отчетливо произнесла на глубоком выдохе: – Сестра…
Все. Это было все, что Ася от нее услышала. Через десять минут в палату ворвался Виталик в сопровождении скромного вида девушки в белом халате, с повязанной по самые брови белой больничной косынкой.
– Асенька, твоя смена, – пробормотал Виталик как-то не очень убедительно, скорее сконфуженно. – Идем.
– А что такое? – удивилась Ася. Уходить ей уже не хотелось. Вдруг девушка что-то еще скажет. Вдруг ей удастся вытолкнуть из себя вместе с последним дыханием хотя бы какую-нибудь крупицу сведений. А тут Виталик…
Ася вышла из палаты следом за ним в коридор и горячо зашептала:
– Виталик, ну чего ты притащил эту девицу? Я неплохо справлялась и сама! Может, я вернусь, а?!
– Не вернешься. – Виталик, который успел к тому времени сменить окровавленный халат на чистый, приобнял ее и повел к выходу. – Там брат твой рвет и мечет. Ждет тебя, на меня кричит. Оно мне надо, Асенька? К тому же…
Тут Виталик оглянулся, теснее прижал ее к себе и очень доверительно поведал:
