Лариса устала от этой возни у себя под юбкой. Она сама освободилась от модных трусиков-слип, которые надела несколько дней назад перед свиданием с Анатолием.
Мальчишка выхватил их из ее рук и сунул в карман. Потом он принялся энергично ощупывать ее ноги. При этом волновался и прерывисто дышал, словно школьник, списывающий на важном экзамене со шпаргалки.
Тут во дворе послышались голоса. Вахид напугался, что-то промычал и потянул женщину вверх по лестнице. Поднявшись на крохотную площадку, он толкнул деревянную дверь и жестом приказал Ларисе войти.
Комната над гаражом встретила пленницу духотой и ядовитой смесью отвратительных ароматов. Тут пахло застарелым потом и кишечными газами, кислым табаком и алкоголем.
У дальней стены всю ширину комнаты занимал топчан, застеленный старыми выцветшими одеялами. Ни стола, ни стульев, ни какой-то другой мебели. Только окно, смотревшее в проулок, и раскаленный потолок из проржавевшего кровельного железа.
В комнате находились несколько мужчин разного возраста. Самый молодой сидел под окном и набивал трубку, остальные спали на топчане. Из-за ужасной духоты все они были едва одеты. Форма, оружие и боеприпасы громоздились у стены.
Вахид затолкнул Ларису в комнату, вошел следом и что-то громко сказал. Мужчины проснулись, подняли головы и недовольно воззрились на них.
Вахид произнес что-то еще, вытащил из кармана полупрозрачные трусики и потряс ими в воздухе. Потом он приподнял юбку пленницы, демонстрируя ее наготу.
Это возымело эффект. Мужчины, давно не видевшие женских тел, оживились, загалдели и полезли с топчана как голодные тараканы.
– Нам подарил ее сам Мохаммад Гурди! – радостно объявил Вахид, подсаживаясь к своему троюродному брату Джафару, такому же неопытному малолетке.
– Что значит «подарил»? – спросил Галиб, самый пожилой охранник в команде, и подозрительно покосился на пленницу.
– Он сказал: «Забирайте эту светловолосую шлюху. Можете пользоваться ею до утра». А нашему Салману он отдал вторую женщину, черноволосую.
– Все верно, – подтвердил третий охранник из смены Вахида. – Я стоял рядом в подвале, когда Мохаммад говорил об этом.
Джафар с Вахидом набивали трубки иранским табаком, добавив к нему по небольшому шарику афганского гашиша.
Шестидесятилетний Галиб первым подошел к светловолосой русской женщине. Он придирчиво осмотрел ее лицо, распахнул полы накидки с растерзанными завязками, деловито взвесил на ладони каждую грудь, ощупал плечи, живот.
– Грудь хороша, но сама худощава, – проговорил боевик, подталкивая пленницу к нарам.
Та покорно присела на край.
Мужчины устроились на корточках вдоль стен и тоже принялись набивать трубки.
Неспешное курение перед близким общением с женщиной было для здешних мест своеобразным ритуалом. Никто не торопился, не выказывал страсти и нетерпения. Все степенно затягивались смесью кислого иранского табака с афганским гашишем. Лишь самые молодые глазели при этом на соблазнительную красавицу, отрешенно глядевшую в пол и не делавшую никаких попыток прикрыть свою наготу.
Даже с учетом немалой разницы в понятиях и стандартах красоты между Востоком и Европой она выглядела потрясающе. Высокая, стройная, с идеальной фигурой, правильными чертами лица, роскошными волосами и глянцевой кожей.
Юный Вахид ощущал себя героем. Ведь именно ему Мохаммад доверил привести сюда эту красотку. Он светился от гордости, распиравшей его, и не знал, чем еще удивить старших товарищей.
Мальчонка перебрался к топчану и устроился у женщины в ногах.
– Затянись, – приказал он, протягивая трубку.
Она не шелохнулась.
Тогда Вахид вставил меж ее губ мундштук и энергично показал, как надо тянуть.
Русская подчинилась, вдохнула дым раз, другой, третий.
Паренек оглянулся на соплеменников и беззвучно засмеялся. Те в ответ понятливо заулыбались. Очень скоро комнатку над гаражом сотрясал их смех.
Было с чего посмеяться. Человек, ранее не пробовавший смеси иранского табака с афганским гашишем, после нескольких затяжек надолго улетал в нирвану. Он полностью терял над собой контроль, отключался либо становился глуповато-веселым и не в меру похотливым. Боевики, искушенные в последствиях курения этой смеси, ожидали перемену в поведении русской женщины. Эти хищники упивались агонией своей будущей жертвы.
Дружное веселье нарушило появление незнакомого человека. Он держал в руках видеокамеру и осветительные приборы.
– Приветствую вас, братья, – сказал этот тип, когда смех затих. – Меня прислал Мохаммад.
– Зачем? – удивился Галиб. – Это помещение отвели для нас!
– Мне не нужно ваше помещение. Я должен снять сюжет с русской.
– Какой сюжет?!
– О том, как воины Аллаха наказывают грязных шлюх.
– Да, Гурди предупредил, что пришлет своего человека, – припомнил Вахид.
– Ты что же, и нас снимать будешь?! – не унимался старый боевик.
Оператор поставил камеру на край топчана и с интересом поглядел на пленницу.
– Нет, ваши лица Мохаммад снимать категорически запретил, – ответил он. – И вообще, прошу поменьше обращать на меня внимания. Развлекайтесь с ней так, словно никого здесь нет.
Хорошие сигареты с фильтром Лариса иногда покуривала. В тяжелые и нервные моменты она могла приговорить и полпачки, а вот действие наркотика испытала впервые. В обыденной жизни у нее не возникало ни желания, ни соблазнов травить себя этой гадостью.
Когда юноша, которому не было и шестнадцати, вставил в ее губы мундштук длинной тонкой трубки, она подчинилась и несколько раз втянула в легкие дым. Голова женщины затуманилась, тонкая вуаль приятной слабости прочно сковала мышцы. Зрение перестало различать лица мужчин, находившихся в трех шагах. Узнаваемым оставался только мальчишка, притащивший ее сюда из подвала и сидевший подле ног.
Кажется, его звали Вахид. Он периодически подносил к губам Ларисы трубку и заставлял ее затягиваться. Другой рукой юнец сдирал с пленницы остатки одежды.
Ее модные трусики валялись в дальнем углу комнаты. Туда же полетели сандалии и накидка. Лифчика на ней не было.
К Вахиду присоединился такой же молодой и неопытный недоросль по имени Джафар. Они тискали ее грудь, оглядывались на товарищей и отпускали сальные шуточки. Те в ответ посмеивались, пожирали глазами постепенно открывавшуюся наготу.
Вскоре в трубке, которую Вахид подносил Ларисе, сгорела вся смесь. Веселье достигло пика. Юнцы уложили пленницу на топчан и сообща стащили с нее юбку, которая тоже отправилась в угол.
Внезапно под потолком вспыхнули три точки. Настолько яркие, что ослепили Ларису.
Пленница прищурилась и с трудом разглядела мужчину, стоявшего над ней с большой видеокамерой. Вначале он снимал ее лицо, потом медленно навел объектив на обнаженную грудь.
