— Не смотрите туда. — Игорь вынес ее в другую комнату и, усадив на диван, представил стоящему там мужчине: — Познакомьтесь — это мой отец Владислав Иванович…
— Это вы стреляли? — Она во все глаза уставилась на пистолет, который отец Игоря крепко сжимал в руке. — Вы убили ее?!
Мужчины переглянулись. Ничего не отвечая, они вышли, предварительно взяв с нее обещание не высовывать носа из комнаты. Следующие два часа Женька, боясь пошевелиться, слушала мужские голоса за стеной. Удивительно, но ее никто не беспокоил. Лишь когда все закончилось, Игорь зашел к ней в комнату и, обессиленно опустившись на прикроватную тумбочку, изрек:
— Вот и все…
— Что все?.. — шевельнулась Женька.
— Все кончено, — он устало потер покрасневшие глаза. — Кончены все ваши злоключения… и мои тоже.
Печаль, прозвучавшая в его последних словах, больно резанула ее по сердцу. Осторожно тронув адвоката за руку, Женька попыталась улыбнуться, но внезапно задрожавшие губы никак не хотели складываться в улыбку. Судорожно сглотнув, она потупила голову и тихо произнесла:
— Но на этом ведь жизнь не заканчивается? Правда?!
Утром, спустя шесть дней после пожара, Павел покидал стены больницы. Вдоволь позубоскалив с юной медсестрой, пока поджидал Сашку Одуванчика, он с нетерпением поглядывал на часы. Желание побыстрее выбраться отсюда, чтобы увидеть Евгению, становилось с каждой минутой все острее.
Ожидание и бездеятельность томили его, и причин тому было множество.
Очнувшись на больничной койке после трагедии и с недоумением обведя взглядом выкрашенные в серо-зеленый цвет стены, он попытался вскочить, но голова, словно налитая чугуном, не хотела отрываться от подушки. Он глухо застонал от внезапной боли, сдавившей виски, и попросил пить. Один из соседей по палате открыл коробочку сока и протянул ему, с сочувствием покачивая головой.
Павел с жадностью набросился на сок и в мгновение ока втянул в себя приторно-тягучую банановую жидкость. Легче от этого не стало, но сухость, словно наждаком корябающая горло, отпустила.
— Кто-нибудь знает, что со мной? — спросил он через несколько минут, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Ничего страшного, — подсел к нему все тот же сердобольный сосед. — Полежишь маненько и опять побежишь по девчонкам, гм-м… Тебя ведь, сердечного, привезли сюда в чем мать родила. Как же это тебя угораздило? Закурил, наверное?
— А что случилось-то? — с непониманием посмотрел Павел на мужчину.
— Так ведь это… пожар… — тот недоверчиво качнул головой. — Квартира твоя загорелась, говорят…
— О черт! — выругался Павел. — Вот сука!
Резким движением откинув одеяло, Павел с недоумением уставился на пижаму, которую кто-то заботливо натянул на него. Он качнул головой и вновь попытался подняться. Страшная слабость подогнула его колени, грозя повалить на пол.
— Позови сестру, — попросил он соседа.
Молоденькая медсестра прибежала по первому зову и, зардевшись от собственной значимости, принялась хлопотать вокруг больного.
Через два часа, заново осмотренный заведующим отделением, Павел лежал на своей кровати. Невидящими глазами он смотрел на перевернутую бутылочку, из которой по пластиковой трубочке капельницы в него вливали лекарство. Не раз глядевший в лицо смерти, он испытывал почти панический ужас при виде всяких иголочек, скляночек и шприцов. Но словоохотливая медсестра уговорила его вытерпеть весь курс лечения. С тяжелым сердцем Павел поддался уговорам и провалялся на больничной койке почти неделю.
Поздним вечером накануне выписки он позвонил Сашке Одуванчику, который остался, наверное, единственным человеком, после всех событий сохранившим к нему расположение. Сашка согласился приехать и привезти что-нибудь из одежды.
Подъехал он точно к назначенному времени. Сунув в руки Павлу увесистый пакет с одеждой, Сашка сослался на занятость и уехал. Скрипнув зубами, Павел нащупал в кармане куртки заботливо оставленные приятелем деньги и пошел на стоянку такси.
Погода к тому часу совсем испортилась. Мокрые хлопья снега залепляли глаза, совершенно лишая возможности разглядеть что-либо. Высоко подняв воротник куртки и зябко ежась, Павел ступил на бордюр и поднял руку, пытаясь остановить машину. Но то ли по причине плохой видимости, то ли из нежелания открывать дверь в такую непогоду все водители упрямо объезжали его стороной. Вполголоса чертыхнувшись, Павел ступил на проезжую часть с намерением идти на автобусную остановку. Он не сделал и пары шагов, как его кто-то окликнул, сопроводив окрик громким свистом. В недоумении оглянувшись, он увидел, что из остановившейся совсем близко от него машины кто-то призывно машет ему рукой. Павел сделал несколько шагов по направлению к автомобилю, и в тот же самый миг из снежной круговерти вырвался темный джип и понесся на бешеной скорости прямо на него.
Все произошло в считанные секунды. Павел не успел сделать ни шагу в сторону, как был подброшен в воздух этой ревущей громадиной…
Почти тут же раздался страшный визг тормозов идущих следом машин. Никому не хотелось повторить преступление исчезнувшего в молочной пелене джипа, но все же один из водителей задел распростертое на дороге тело мужчины.
Когда через несколько минут подъехала карета «Скорой помощи» и погрузила Павла на носилки, то санитар, укрывая его до подбородка белой простыней, покачал головой и тихо произнес:
— Безнадежный…
Николай Федорович, нацепив на нос очки, просматривал текущие бумаги. Что-то откладывал в сторону, до уточнения некоторых деталей. Что-то подписывал, почти не глядя. Бросив взгляд на часы, удовлетворенно крякнул — близилось время обеда. Сложив бумаги в папку и заперев их в сейф, он сладко потянулся и совсем было собрался встать с кресла, как зазвонил телефон. Еще раз быстро глянув на часы, он, немного подумав, все же снял трубку.
— Алло, — произнес мягкий женский голос на том конце провода. — Николай Федорович? Минутку, сейчас с вами поговорят…
Звонило начальство. Он невольно подобрался — от этих звонков жди чего-то одного: либо нагоняя, либо похвалы. На последнее он рассчитывал особо. Раскрываемость по району была неплохой. К тому же давно навязшее в зубах дело, связанное со зверским убийством мужчин, закрыто. Не беда, что убийца была застрелена при задержании. Главное, что проблем теперь с ней не будет.
Николай Федорович прокашлялся и с достоинством поприветствовал руководство. Ответное приветствие было более чем сухим. Недоумевать по этому поводу ему долго не пришлось. Через несколько минут после начала разговора в трубку хмыкнули, и суровый рык окружного прокурора обрушил на него вопрос:
— Так, говоришь, кинозвездой решил заделаться?.. Что ж, неплохо, неплохо, скажу тебе. Посмотрел… Выглядишь для своих лет совсем недурно. Да и сюжет занимательный. На «Оскара», может, и не потянешь, а вот лет на несколько, или, скажем, на то, чтобы потерять погоны… Что же ты, гад такой…
