— Машку искал, Колян. Моя бывшая ночью позвонила, орет. Говорит, дочь пропала. Я чуть с ума не сошел.
— Нашел?! — перебил его коллега с тревогой.
— А то!
— И где же она?
— У друга на даче прячутся. Достали ее мамаша с отчимом, вот и сбежала. Ультимативно причем сбежала, ко мне переезжать собралась.
— Чего решил?
Друзья редко когда задавали лишние вопросы. Не принято это было у них. Раз не хочет посвящать их майор в подробности, значит, причина имеется. Но вот спросить о решении обязан был.
— Возьму, а что? Моя дочь. Она там мается с ними. Я тут один маюсь.
— А если жениться надумаешь?
— Ты прямо как Надька моя! — вспыхнул на друга нечаянно Невзоров, забыв помешивать макароны. — Женюсь, женюсь! На ком жениться, Коля?! Их прямо навалом: приличных, приятных и умных.
— Ну, навалом, не навалом, а одна тебя сегодня домогалась. Прямо как раз такая: приличная, приятная и красивая. Как вот у нее с умом, не знаю. Вела себя как-то неадекватно. Нервничала. Еще не догадался, о ком речь? — И голос Коли Семенова снова завибрировал на непотребно любопытствующей октаве.
— Нет. А кто такая?
— Честно не знаешь? У-у-у, я-то думал, наш старик наконец-то…
— Хорош, Колян, чего эта дама хотела?
Из-под крышки поплыл противный горьковатый запах подгоревшей колбасы. Проворонил все-таки. А все Колян с его замороченными предисловиями. Невзоров сорвал крышку, забыв про полотенце, тут же обжег пальцы, выматерился и начал ворочать вилкой свой испорченный ужин.
Конечно, колбаса обуглилась, сделавшись похожей с одной стороны на старую подошву, да и макароны местами прихватило горелой коркой. Чего жрать теперь, у кого бы спросить?..
— Дама хотела тебя, майор, — со смешком произнес Коля. — Глазищи вытаращила, Невзорова ей непременно подавай! Говорю, у вас назначено, повестка или что? Говорит: по личному делу. Спрашиваю: по какому личному дел? А она — по очень личному делу! Затупила, умри!
— Фамилия имеется у дамы?
— Миронкина. Миронкина Юлия. Классная штучка, между прочим, как это тебе удалось ее так долго от нас скрывать, майор?
Не знал он никакой Миронкиной Юлии. Не знал и, возможно, знать не желал. Во всяком случае, не желал иметь никакого дела с ее очень личными делами. Каламбур, конечно, но все же! У него ведь теперь своих личных дел невпроворот. У него теперь снова семья, пускай и крошечная. Кончилось его одиночество, так вот. И тут вдруг какая-то Миронкина.
— Боюсь, что не поверю тебе, друг, — начал ныть Семенов, не удовлетворившись его односложным заявлением. — Она прямо так была настойчива и все адрес твой домашний просила.
— Еще чего!!!
— Во-во, и я о том же. Только, Олег… — Коля замялся. — Сам знаешь, как падок наш брат до красоты.
— Ты хочешь сказать…
— Да не я! Но возле дежурки она крутилась долго, улыбалась, щебетала, запросто могли сдать тебя. Там сегодня курсантик один дежурил, что ему наш устав! Короче, я тебя предупредил: возможны гости. Будь готов!..
Не был он готов ни к гостям, ни к их проблемам. В квартире кавардак. Белья неглаженого горы в гостиной, и на диване, и на стульях. Посуду еще со вчерашнего ужина не помыл, думал, что с утра. А где оно утро? Оно у него еще с трех ночи началось, после Надькиной трескотни. Да и сам он очень неважно выглядит. Брюки измяты, на одном носке на большом пальце любимая дырка, вечно они у него там пробиваются. Кто подумает, он никогда ногти не стрижет. От рубашки потом попахивает. Главное, переодеться не во что: все по стульям и на диване в горах выстиранного белья.
Миронкина… Миронкина…
Нет, он точно не был знаком с женщиной с таким именем и фамилией. По какому такому личному делу она могла к нему заявиться? Не хватало еще ей домой к нему прийти. Если узнает, что тот безусый курсант снабдил эту сумасшедшую его адресом, удавит прямо на рабочем месте мерзавца!
Адресом не снабдил, побоялся, а вот телефончик начертал на бумажке. И позвонила эта дама Невзорову незадолго до полуночи. Он уже и ужин свой подгоревший успел поглотить, и даже хватило сил на то, чтобы вымыть посуду, подмести пол на кухне и в прихожей и выгладить джинсы с футболкой. Так, на всякий случай. Все смотрел на часы и все чего-то ждал, хотя и не без раздражения. Потом прилег в гостиной на диване, подложив ладонь под щеку, и так задремал, не сводя глаз с часов. Телефон предусмотрительно подтащил к дивану, чтобы не лететь, если что, сломя голову в прихожую.
Почему он непременно должен был лететь, Невзоров и сам не мог себе ответить. Заинтриговало его, кажется, это самое очень личное дело неведомой красавицы.
— Простите, могу я поговорить с майором Невзоровым? — с виноватой печалью в голосе поинтересовалась женщина без четверти до полуночи.
— Слушаю! — хриплым со сна голосом буркнул он, прокашлялся. — Я Невзоров, что дальше?
— Я сегодня приходила к вам на работу, искала встречи, — заторопилась она. — Мне очень нужна ваша помощь. Очень!!!
— А вы не хотели бы извиниться за столь поздний звонок?
Вредничал он скорее от недовольства самим собой, очень уж ему понравился ее голос. Тут же прямо, его не спросив, прямо-таки с фантастической скоростью воображение дорисовало к этому голосу все остальное из плоти и крови. И это вызвало очередной приступ вредности.
— Считаете возможным звонить в полночь и тревожить, так?
— Простите, но у меня ужасная ситуация. То есть я хотела сказать, что я попала в ужасную ситуацию. Немного неправильно выражаюсь, косноязычно, извините.
Ее лексикон он счел более чем нормальным. Вся его клиентура выражалась много витиеватее, грубее и нецензурнее. А тут немного не так построила предложение, подумаешь!
— Почему я?
Этот вопрос его начал волновать с той самой минуты, как Коля Семенов отбился. И пока жевал горькую подгорелую макаронную корку, волновал. И пока штаны наспех утюжил, заглаживая ненужными складками, волновал.
Почему он?! Не так уж он удачлив в вопросах сыска. Не в числе последних, конечно, но и нераскрытых дел — на целую библиотеку.
— Понимаете, так получилось, что я видела передачу с вашим участием по телевизору, — внятно и доходчиво, будто учительница ученику, принялась объяснять ему Миронкина. — Прямо перед своим отъездом видела эту передачу, и вы мне…
Если сейчас скажет, что он ей понравился, он положит трубку. Так он решил, потому что знал: выглядел он в этой передаче черт знает как. Лицо серое, под глазами мешки. Устал он тогда, да и волновался. Не каждый день тебя для телевидения снимают. Так что нравиться там было нечему и некому, и если она сейчас скажет именно так, значит, и в самом деле сумасшедшая.
— Вы очень убедительно рассказывали и призывали к бдительности, — проговорила Миронкина со вздохом, снова его разозлив, собирался же положить трубку.
