Но внимание Роберта в первую очередь привлекли не алмазы и сапфиры, а выражение ее глаз. Их голубой цвет затмевал сияние сапфиров, в их глубине светились доброта и тепло, как всегда дополняемые оттенком возбуждения и ожидания в преддверии встречи.
– Привет, бабуля! – осторожно сказал он, переводя взгляд на молодую женщину, сидевшую рядом с его элегантной престарелой родственницей.
Глаза рыжеволосой красотки действительно, как и описывал Жоан, были большими и карими, широко распахнутыми и обрамленными длинными и густыми ресницами под круто изогнутыми золотисто-каштановыми бровями. Прическа представляла из себя взбунтовавшуюся массу волнистых, свободно спадавших вниз по плечам волос. Одежда поражала своими вызывающе яркими красками и причудливостью стиля; в ней девица выглядела как цыганская танцовщица.
Ее тело было облачено в белую мужскую рубашку с большим мягким отложным воротником, прихваченным у горла замысловатой кельтской брошкой. Причудливые серьги из сплетенных золотых нитей и переливающихся камней свисали с ушей, посверкивая сквозь массу спутанных волос. Плотно облегающие стройные бедра темно-зеленые брюки были заправлены в пурпурные замшевые полусапожки. Вязаная мохеровая шаль, окрашенная в глубокие, яркие тона золотого, коричневого и фиолетового цветов, спадала мягкими складками с плеч на диван и далее до самого пола.
Из-за шали Роберт не мог определить, насколько ее тело соответствует определению «убийственное». Общее впечатление в этом плане мешала также составить и большая расшитая матерчатая сумка, которую девушка держала раскрытой на коленях. Но вот что касается рта, то, пожалуй, здесь Жоан абсолютно прав, – губы были пухлыми и сексуальными. Да еще и четко очерченными, розовыми и влажно блестящими, как будто девица только что откушала полкорзинки свежей клубники. Это был рот, созданный для горячих, несдержанных поцелуев и безумных обещаний, которые даются в темноте страстным шепотом на атласных подушках. Страстный и чувственный цыганский рот.
А ведь в своей жизни он никогда не встречался с цыганками, даже с самыми восхитительными и сексуальными. Он предпочитал интимные связи, естественно тайные, с симпатичными, но обыкновенными, нормальными и воспитанными женщинами – из тех, с которыми обычно общались мужчины в его кругу, которым назначали свидания и на которых женились в течение целого ряда поколений. Именно к этому типу относились и три предыдущие дамы, с которыми любимая бабуля пыталась его свести за последние пару месяцев. К такой же категории, казалось, относилась и та дама, с которой он был столь неудачно помолвлен.
Но, как выяснилось в отношении экс-невесты, это впечатление было преждевременным и поверхностным. Она только на вид представлялась обычной женщиной его круга, пока не произошло нечто из ряда вон выходящее. После нескольких лет пребывания в состоянии помолвки она бросила его, можно сказать, прямо у алтаря. И сбежала в Сан-Франциско, чтобы поработать у подруги в магазине дамского белья, а также, по ее словам, попутно разобраться в своих чувствах, в том числе определиться в отношении вступления в брак. В конце концов она приняла решение, что выйти замуж уже пора и даже необходимо, но вот только не за мистера Кэррингтона – при всем его великолепии, – а за обычного местного парикмахера.
Мистеру Кэррингтону, естественно, не оставалось ничего другого, кроме как изобразить благопристойную мину при плохой игре, как поступали в таких случаях и все его великие предки. Но это был сильный удар по его самолюбию, его гордости и его представлениям об окружающем мире. Хотя, когда пыль и дым после скандала осели, он осознал, что пострадало только самолюбие, а сердце оказалось не задетым. Ретроспективно он даже снизошел до понимания правильности поступка беглянки, поскольку некоторое копание в собственных чувствах и эмоциях показало, что между ними никогда не было любви. Это была просто длительная дружба в совокупности с желанием удовлетворить надежды и расчеты родственников с обеих сторон.
Так что же теперь хочет от него добиться любимая родственница?
Судя по внешнему виду красотки, на сводничество это явно не похоже. Или все-таки именно оно?
– Не соблаговолите ли распорядиться в отношении чая, мадам? – прозвучал неестественно чопорный голос Жоана, который оторвал Роберта от размышлений об экзотической красотке и вероятных причинах ее появления в гостиной любимой бабули.
– Да, пожалуйста. – Легкий призвук живых ирландских ритмов прозвучал в голосе хозяйки дома, пикантно дополняя ее виргинский акцент. – И напомните миссис Бентон, чтобы положила побольше миндальных пирожных и мятных лепешек. – Она повернулась к сидящей рядом гостье, и лицо ее осветилось улыбкой. – Я обещала моему внуку традиционный чай с пирожными, печеньем, взбитыми сливками и клубничным вареньем.
– Да, мадам. – Жоан опять изобразил отработанный поклон по-английски вышколенного дворецкого и попятился спиной к выходу, мягко закрывая за собой дверь.
Жаклин подняла руку, вытянув ее в сторону единственного оставшегося мужчины.
– Дорогой Роберт, – с пафосом возвестила она, – подойди и познакомься с моей новой подругой, Дженнифер Кресент. – Лицо хозяйки дома вновь осветилось улыбкой, и ее теплый, ласковый голос с гордостью матери, демонстрирующей успехи любимого чада, добавил: – Мисс Дженнифер Кресент.
Роберт с трудом подавил вздох. Все ясно, никаких сомнений – его явно представляли новой кандидатке на роль миссис Роберт Кэррингтон. Прошло всего три года с тех пор, как его «спустили в унитаз», и вот теперь бабуля отчаянно пытается устроить его личную жизнь. Хотя, конечно, в чем-то она права. Скоро ему стукнет тридцать четыре, а в роду Кэррингтонов, согласно официальным летописям и устным преданиям, ни один мужчина не оставался холостяком после тридцати лет. С его стороны это просто вопиющее нарушение всех семейных традиций и морально-этических норм.
Приклеив вежливую улыбку на лицо, Роберт двинулся вперед по ковру к сидящим на диване женщинам, чтобы стойко выдержать двухчасовой безостановочный натиск и вмешательство в личную жизнь со всем возможным терпением и шармом.
– Как ты себя чувствуешь, дорогая? – Он наклонился, чтобы приложиться к бабулиной щеке. Затем развернулся к ее соседке и коротко кивнул. – Мисс Кресент.
– Зовите меня Дженнифер, пожалуйста, – мило улыбнулась красотка, протягивая ему руку.
Ее движение донесло приторно-сладковатый и старомодно-тягучий аромат фиалок. Ладонь была прохладной и мягкой, пальцы, украшенные многообразием колец, длинные и тонкие, но не хрупкие, идеально ухоженные заостренные ногти окрашены в мерцающе-красноватый цвет. Камни на кольцах переливались различными цветами радуги и гармонировали с аналогичными украшениями в ушах.
Роберт вдруг представил, как эти изящные окольцованные пальцы впиваются в экстазе в его обнаженную спину, раздирая ногтями кожу и мускулы, а ее тело сладострастно изгибается под ним и этот бархатистый низкий голос умоляет продлить эмоциональный пожар. Интересно, у этой девицы только брачный настрой или она способна и на кое-что другое?