— Будь тем, что ты есть, поставь крест на том, чем ты
была, — говорил он. — Старые билеты — обман. Беречь всякое старье —
только пытаться обмануть себя.
Был бы он жив сегодня, что бы он сказал?
— Ты бережешь коконы, из которых уже вылетела
бабочка, — сказал бы он. — Старые корсеты, в которые ты уже никогда
не влезешь. Зачем же их беречь? Доказать, что ты была когда-то молода,
невозможно. Фотографии? Нет, они лгут. Ведь ты уже не та, что на фотографиях.
— А письменные показания под присягой?
— Нет, дорогая, ведь ты не число, не чернила, не
бумага. Ты — не эти сундуки с тряпьем и пылью. Ты — только та, что здесь
сейчас, сегодня, сегодняшняя ты.
Миссис Бентли кивнула. Ей стало легче дышать.
— Да, я понимаю… Понимаю.
Трость с золотым набалдашником поблескивала в лунных бликах
на ковре.
— Утром я со всем этим покончу, — сказала миссис
Бентли, обращаясь к трости. — Отныне я буду только тем, что я есть
сегодня. Да, решено, так и будет.
И она уснула.
Утро настало зеленое, солнечное, в дверь уже осторожно
стучались обе девочки.
— У вас есть еще что-нибудь для нас, миссис Бентли? Еще
какие-нибудь вещи той девочки?
Миссис Бентли повела их из прихожей в библиотеку.
— Возьми вот это. — И она протянула Джейн платье,
в котором когда-то, в пятнадцать лет, играла дочь мандарина. — И это, и
вот это. — Она отдала калейдоскоп и увеличительное стекло. — Берите
все, что хотите, — говорила миссис Бентли. — Книги, коньки, куклы,
все… Все это ваше.
— Наше?!
— Только ваше. И вот что: помогите мне в одном деле, я
собираюсь развести на заднем дворе большой костер. Нужно вынуть все из сундуков
и выбросить всякий хлам, пусть его забирает старьевщик. Все это уже не мое.
Ничего нельзя сохранить навеки.
— Мы поможем, — сказали девочки.
Миссис Бентли повела их на задний двор. Она захватила
коробку спичек, девочки несли по охапке всякой всячины.
И потом все лето обе девочки и Том часто сидели в ожидании
на ступеньках крыльца миссис Бентли, как птицы на жердочке. А когда слышались
серебряные колокольчики мороженщика, дверь отворялась и из дома выплывала миссис
Бентли, погрузив руку в кошелек с серебряной застежкой, и целых полчаса они
оставались на крыльце вместе, старуха и дети, и смеялись, и лед таял, и таяли
шоколадные сосульки во рту. Теперь наконец они стали добрыми друзьями.
— Сколько вам лет, миссис Бентли?
— Семьдесят два.
— А сколько вам было пятьдесят лет назад?
— Семьдесят два.
— И вы никогда не были молодая и никогда не носили лент
и вот таких платьев?
— Никогда.
— А как вас зовут?
— Миссис Бентли.
— И вы всю жизнь прожили в этом доме?
— Всю жизнь.
— И никогда не были хорошенькой?
— Никогда.
— Никогда-никогда за тысячу миллионов лет? В душной
тишине летнего полудня девочки пытливо склонялись к старой женщине и ждали
ответа.
— Никогда, — отвечала миссис Бентли. —
Никогда-никогда за тысячу миллионов лет.
— Ты приготовил блокнот, Дуг?
— Конечно! — И Дуглас хорошенько полизал карандаш.
— Что у тебя там уже записано?
— Все обряды.
— Четвертое июля, и как делают вино из одуванчиков, и
еще всякая чепуха, вроде того, как на веранду вешают качели, да?
— Вот тут сказано, когда я в это лето первый раз ел
эскимо — первого июня тысяча девятьсот двадцать восьмого года.
— Какое же это лето, это еще весна.
— Все равно, это было в первый раз, потому я и записал.
Купил новые теннисные туфли — двадцать пятого июня. В первый раз ходил босиком
по траве — двадцать шестого июня. Бим-бом, бири-бом — побежали босиком! А про
тебя что записать, Том? Еще что-нибудь «в первый раз»? Какой-нибудь чудной
обряд, может, про каникулы, вроде того, что ловили крабов в ручье или поймали
водяного паука-скорохода?
— Еще никто на свете не поймал водяного скорохода.
Знаешь ты такого человека, который его поймал? Ну-ка, подумай!
— Думаю.
— И что?
— Правильно. Никто не поймал. И не поймает, наверно.
Они уж очень быстрые.
— Да не в том дело. Их просто не бывает, — сказал
Том. Еще чуть подумал и убежденно кивнул головой. — Вот то-то и оно, их
просто нет на свете и никогда не было. А запиши вот что…
Он наклонился и пошептал брату на ухо.
Дуглас все записал.
Потом они оба это перечитали.
— Чтоб мне провалиться! — воскликнул
Дуглас. — А я и не додумался! Вот это да! Ясно, как апельсин: старики
никогда не были детьми.
— А правда, это как-то грустно? — задумчиво сказал
Том. — И уж тут ничем не поможешь.
— Похоже, в городе полно машин, — сказал на бегу
Дуглас. — У мистера Ауфмана — Машина счастья, у мисс Ферн и мисс Роберты —
Зеленая машина. А у тебя что, Чарли?
— Машина времени, — пропыхтел Чарли Вудмен и
обогнал Дугласа. — Вот честное-пречестное.
— И на ней можно съездить в прошлое и в будущее? —
спросил Джон Хаф, легко обходя их обоих.
— Только в прошлое, нельзя же все сразу. Стоп,
приехали.
Чарли Вудмен остановился у живой изгороди. Дуглас всмотрелся
в старый дом.
— Да ведь тут живет полковник Фрилей! Ну уж нет, тут не
будет никаких машин. Он, во-первых, никакой не изобретатель, а потом, если бы
он и изобрел, да не что-нибудь, а Машину времени, мы бы давным-давно про это
узнали.
Чарли и Джон на цыпочках поднялись по ступенькам крыльца.
Дуглас только презрительно фыркнул и покачал головой, но с места не двинулся.
— Ну и не ходи, раз ты такой упрямый осел, —
сказал Чарли. — Правильно, полковник Фрилей не изобрел Машину времени, а
только он тоже ее хозяин, и она всегда здесь. Мы просто дураки, что раньше ее
не разглядели. Будь здоров, Дуглас Сполдинг, оставайся тут, тебе же хуже.
