Чарли встал.
— Пожалуй, нам пора. Всего хорошего, полковник, спасибо
вам.
— Что? Да, всего хорошего, ребята.
Дуглас, Джон и Чарли на цыпочках направились к двери.
Они прошли мимо полковника, прямо перед ним, но он их словно
и не видел.
Когда они вышли на улицу, из окна второго этажа раздалось:
— Эй!
Все трое вздрогнули и задрали головы.
— Да, сэр.
Полковник высунулся из окна и помахал им рукой.
— Я думал о том, что вы мне сказали, ребята.
— Да, сэр.
— Вы совершенно правы! Как это мне самому не пришло в
голову? Машина времени, право слово, ну, конечно, Машина времени!
— Да, сэр.
— Всего доброго, мальчики. Приходите когда вздумается,
в любой час.
В конце улицы они обернулись — полковник все еще махал им
рукой из окна. Они помахали ему в ответ, всем троим стало как-то тепло и
приятно. Потом пошли дальше.
— Пф-ф, пффф, — запыхтел Джон. — Сейчас уеду
в прошлое, за двенадцать лет. Ду-у-у-у-у! Пффф, пффф.
— Ага, верно, — сказал Чарли, оглядываясь на тихий
дом. — А вот за сто лет не уедешь.
— Да, за сто не могу, — задумчиво согласился
Джон. — Вот это было бы путешествие! Вот это Машина!
С минуту они шагали в молчании, глядя себе под ноги. Потом
перед ними оказался забор.
— Кто перепрыгнет последний, тот девчонка, —
сказал Дуглас.
И всю остальную дорогу домой они называли Дугласа Дорой.
Том проснулся далеко за полночь и увидел, что Дуглас
поспешно пишет что-то в своем блокноте при свете карманного фонарика.
— Дуг, что случилось?
— Как что? Все случилось! Я подсчитываю свои удачи,
Том. Вот смотри: Машина счастья не получилась, так? Но мне наплевать, у меня
все равно целый год уже расписан. Если надо побегать по главным улицам
Гринтауна, чтобы поглядеть вокруг и подсмотреть, что делается в мире, у меня
есть трамвай. А если надо покрутиться где-нибудь по окраинам — стучусь к мисс
Роберте и мисс Ферн, они заряжают батареи своего электрического автомобильчика
— и поехали! Надо побегать по проулкам или перепрыгнуть через забор и
посмотреть, что там делается, за заборами, за домами, за садами, —
пожалуйста, на то есть новехонькие теннисные туфли. Значит, так: туфли. Зеленый
автомобильчик и трамвай. Чего мне еще надо? Но и это не все, Том. Слушай: я
хочу пробраться в такое место, куда никому другому не пробраться, никто до
этого и не додумается. Если я отправлюсь в тысяча восемьсот девяностый год,
потом перескочу в тысяча восемьсот семьдесят пятый, а потом — в тысяча
восемьсот шестидесятый, я как раз поспею на экспресс полковника Фрилея! Вот
слушай, что я про это пишу: «Может быть, старики никогда не были детьми, хоть
миссис Бентли и спорит, но маленькие они были или большие, а кто-нибудь из них
наверняка стоял у Аппоматокса летом тысяча восемьсот шестьдесят пятого года». И
у таких зрение — как у индейцев, и они видят назад много дальше, чем мы с тобой
когда-нибудь увидим вперед.
— Звучит здорово. Дуг. А что это значит? Дуглас
продолжал писать.
— Это значит, что они — настоящие путешественники, нам
с тобой нипочем с ними не сравниться. Если уж очень повезет, мы сможем
путешествовать лет сорок, ну пятьдесят, а для них это пустяки. Вот кто ездит
девяносто лет, девяносто пять, сотню, тот самый настоящий путешественник.
Фонарик мигнул и погас.
Братья тихо лежали в лунном свете.
— Том, — шепнул Дуглас. — Мне непременно надо
испробовать все эти пути. Увидеть все, что только можно. Но главное — мне надо
навещать полковника Фрилея хоть раз в неделю, а может, и два, и три раза. Он
лучше всех других Машин. Он говорит, а ты знай слушай. И чем больше он говорит,
тем больше хочется присмотреться ко всему, что есть вокруг, и все-все
разглядеть, все, что можно. Он говорит — ты, мол, едешь в таком особенном,
необыкновенном поезде — и верно, так оно и есть! Он и сам в нем ездил, и все
знает. А теперь мы с тобой едем по той же дороге, только еще дальше, и надо
столько всего увидеть, и понюхать, и потрогать! Вот и нужно, чтобы полковник
Фрилей нас подтолкнул и сказал: мол, глядите в оба, запоминайте все-все, каждую
секунду! Помнить надо все, что только есть на свете. А потом когда-нибудь сам
будешь старый-старый, и к тебе придут ребята, и ты им тоже поможешь, как
полковник нам помогает. Вот как оно получается, Том, и мне надо побольше его
слушать и почаще пускаться с ним в самые дальние путешествия.
Том помолчал. В темноте он старался разглядеть лицо брата.
Потом спросил:
— Дальние путешествия. Ты это сам придумал?
— Может, да, а может, и нет.
— Дальние путешествия, — прошептал Том.
— Одно я точно знаю, — сказал Дуглас, закрывая
глаза. — От этого почему-то тоска берет, как-то одиноко становится.
Бац!
Хлопнула дверь. На чердаке со старых письменных столов и
книжных шкафов взметнулась пыль. Две старушки навалились на дверь чердака, стараясь
запереть ее покрепче. Казалось, у них над головами взмыла вверх тысяча голубей.
Старушки согнулись, точно под тяжкой ношей, чтобы их не задели громко хлопающие
крылья. Потом выпрямились, удивленно раскрыли рты. Нет, это не голуби, это от
страха оглушительно стучат их собственные сердца… Стараясь перекричать этот
гром, они заговорили:
— Что мы наделали! Бедный мистер Куотермейн!
— Мы, наверно, его убили! И наверно, кто-нибудь это
видел и погнался за нами. Давай посмотрим.
Мисс Ферн и мисс Роберта выглянули в затянутое паутиной
чердачное окошко. Внизу, озаренные солнцем, по-прежнему росли дубы и вязы,
точно и не случилось страшного несчастья. Мальчишка прошел мимо по тротуару,
вернулся, еще раз прошел мимо и, задрав голову, посмотрел вверх.
На чердаке старушки взглянули друг на друга, будто пытались
разглядеть свои лица в быстром ручье.
— Полиция!
Но внизу никто не барабанил во входную дверь, никто не
кричал: «Именем закона!»
— Что это за мальчишка?
— Дуглас, Дуглас Сполдинг! Батюшки мои, это он пришел
попросить нас прокатить его на Зеленой машине! Он ничего не знает. Наша
собственная гордыня нас погубила. Гордыня и эта электрическая штуковина!
— И тот ужасный коммивояжер из Гампорт Фолса. Это он во
всем виноват со своими уговорами.
