Уговоры, разговоры, точно теплый дождик стучит по крыше.
Им вдруг вспомнился другой день, другой полдень. Они сидят
на своей увитой плющом веранде, обмахиваются белыми веерами, а перед ними
полные тарелки прохладного, вздрагивающего лимонного желе.
И вот из слепящего солнечного блеска, сверкающая,
великолепная, точно карета сказочного принца, возникла…
ЗЕЛЕНАЯ МАШИНА!
Она скользила. Она что-то нашептывала, ласково, точно
морской ветерок. Изящная, словно кленовый лист, свежая, словно ключевая вода,
она мурлыкала как кошка, величаво выступая в знойных полуденных лучах. А в
машине — коммивояжер из Гампорт Фолса, его напомаженную голову осеняет панама.
Машина на резиновом ходу, она мягко и ловко скользит по выжженному солнцем
добела тротуару; вот она, жужжа, подлетает прямо к нижней ступеньке крыльца,
вихрем разворачивается и замирает. Выскочил коммивояжер, поскорей надвинул
панаму на лоб, спасаясь от солнца. В тени широких ее полей блеснула улыбка.
— Меня зовут Уильям Тара! А это… (он нажал грушу,
раздался отрывистый лай)… это сигнал. — Он приподнял черные, блестящие,
как шелк, подушки. — Здесь — аккумуляторные батареи! (Пахнуло свежестью,
как после грозы.) — Вот стартер. Сюда ставят ноги. Это — тент, защита от
солнца. А все вместе — Зеленая машина!
Старушки на темном чердаке вздрогнули, вспоминая все это.
Глаза у них были закрыты.
— И почему мы не закололи его вязальными спицами!
— Ш-ш! Слышишь?
Внизу кто-то стучался в дверь. Потом стук прекратился. Через
двор прошла женщина и скрылась в соседнем доме.
— Да это Лавиния Неббс, и в руках у нее пустая чашка.
Наверно, хотела занять у нас сахару.
— Обними меня, мне страшно.
Они опять зажмурились. И вновь замелькали воспоминания.
Старая соломенная шляпа на кованом сундуке вдруг шевельнулась, точно ею помахал
тот коммивояжер из Гампорт Фолса.
— Чайку прямо с ледника? Спасибо, с удовольствием
выпью.
В тишине слышно было, как он глотал прохладительное питье.
Потом уставился на старушек, точно доктор, который с помощью своего круглого
зеркала заглядывает вам в глаза, в нос и в горло.
— Уважаемые дамы, обе вы — весьма энергичные особы. Это
сразу видно. Восемьдесят лет для вас — чистые пустяки! (Он пренебрежительно
щелкнул пальцами.) Но имейте в виду: настанут трудные времена, вам будет
некогда, ужасно некогда, и вам понадобится друг; друг в беде — истинный друг,
не так ли? И этим другом станет для вас двухместная Зеленая машина!
И он устремил сверкающий взор на свой удивительный товар —
глаза у него тоже были зеленые, стеклянные, точно у чучела лисы. Машина
блестела на солнце, новенькая, еще пахнущая краской, и ждала их; удобная,
уютная, точно козетка из гостиной, поставленная на колеса.
— В ней спокойно, как на пуховой перине. — Его
дыханье мягко касалось их лиц. — Послушайте. Ни звука, ни шороха! Все
электрическое. Надо только каждый вечер перезаряжать батареи у себя в гараже.
— А вдруг она… то есть… — Младшая сестра отпила глоток
ледяного чая. — А не может она убить нас током?
— Совершенно исключено!
Он кинулся в машину, улыбаясь во весь рот, зубы его
сверкали; когда поздно вечером возвращаешься домой, так улыбается навстречу
реклама зубного порошка.
— В гости, на чашку чая! — Машина описала
грациозный круг, точно тур вальса. — В клуб, поиграть в бридж. Провести
вечер с друзьями. На праздник. На званый обед. На день рождения. На завтрак
«Дочерей американской революции». — Машина упорхнула, с мягким рокотом
покатила прочь, точно готовая скрыться навсегда, но тут же неслышно
развернулась на своих резиновых шинах и подкатила к крыльцу. Коммивояжер сидел
гордый тем, что так прекрасно понимает женскую натуру. — Управлять ею
легко. Трогается с места и тормозит изящно и бесшумно. Не требует водительских
прав. В жаркие дни ее продувает ветерком. Да что говорить — не машина, а
мечта! — Машина скользила мимо крыльца, взад и вперед, а он сидел, закинув
голову, самозабвенно закрыв глаза, напомаженные волосы его развевались по
ветру.
Потом он устало и почтительно взошел по ступеням на веранду,
держа панаму в руке, оглянулся и посмотрел на машину, блистательно выдержавшую
все испытания, как смотрит верующий на алтарь с детства знакомой церкви.
— Сударыни, — сказал он вкрадчиво. — Двадцать
пять долларов единовременно, и потом, на протяжении двух лет, по десять
долларов в месяц.
Ферн первой сошла с крыльца и села в машину. Конечно, ей
было страшновато. Но у нее чесались руки. Наконец она подняла руку и отважилась
нажать резиновую грушу сигнала.
Раздался отрывистый лай.
Роберта восторженно взвизгнула и перегнулась через перила
крыльца.
Коммивояжер ликовал вместе с ними. Он свел старшую сестру с
крыльца, шумно восторгался машиной и в то же время доставал перо и шарил в
своей панаме в поисках какого-нибудь клочка бумаги.
— Вот так мы ее и купили, — вспоминала теперь на
чердаке мисс Роберта, сама ужасаясь столь дерзкому поступку. — Все это
надо было предвидеть! Да я-то всегда считала, что в этой машине есть что-то
сумасбродное, как в карусели, которую привозит с собой бродячий цирк.
— Но ты же знаешь, у меня уже столько лет болит
нога, — точно оправдываясь, возразила Ферн. — Да и ты всегда устаешь,
когда ходишь пешком. И мне казалось, что ездить в машине — это так утонченно,
так величественно. Будто в старину, когда женщины носили кринолины. Они словно
плыли по воздуху! И наша Зеленая машина тоже плыла, так ровно и величаво!
Точь-в-точь маленькая лодочка, управлять на диво легко —
знай себе поворачивай рукоятку, только и всего.
Ах, какая это была чудесная, упоительная неделя — волшебные
дни, полные золотого света: машина, жужжа, проплывает по тенистому городу,
словно лодка по сонной, недвижной реке, а ты сидишь, гордо выпрямившись,
улыбаешься встречным знакомым, невозмутимо выбрасываешь морщинистую руку при
каждом повороте, а на перекрестках выжимаешь из резиновой груши хриплый лай;
порой берешь прокатиться Дугласа или Тома Сполдинга или еще какого-нибудь
мальчишку из тех, что, весело болтая, бегут рядом с машиной. Предельная
скорость — пятнадцать неспешных и приятнейших миль в час. Так они катили сквозь
летнее солнце и сквозь тени, а мимо проплывали деревья, бросая на их лица
мимолетные пятна и блики, и вновь машина появлялась и вновь исчезала, точно
древний призрак на колесах.
— И надо же, чтобы сегодня… — прошептала Ферн. —
Ах, надо же!
— Это был несчастный случай.
