— А-а, как подумаешь, что вы прожили тридцать пять лет…
— Миссис Гудуотер поджала губы и заморгала, погружаясь в вычисления. — Это
получается примерно двенадцать тысяч семьсот семьдесят пять дней… стало быть,
если считать по три в день, двенадцать с лишним тысяч суматох, двенадцать тысяч
шумов из ничего и двенадцать тысяч бедствий! Что и говорить, жизнь ваша полна и
богата событиями, Эльмира Браун. Вашу руку!
— Да ну вас, — отмахнулась Эльмира.
— Нет, сударыня, вы не самая неуклюжая женщина в
Гринтауне, штат Иллинойс, вы всего лишь вторая. Вы толком и сесть-то не можете
— непременно наступите на кошку. Пойдете по лужайке — непременно свалитесь в
колодец. Всю жизнь вы катитесь по наклонной плоскости, Эльмира Элис Браун.
Почему бы вам честно в этом не признаться?
— Все мои несчастья происходят вовсе не оттого, что я
неуклюжая, а только из-за вас! Как вы подойдете к моему дому ближе чем на милю,
так у меня сразу кастрюля с бобами из рук валится или мне палец дернет током.
— Сударыня, в таком маленьком городишке мудрено от всех
держаться за милю, хоть раз в день поневоле к каждому подойдешь поближе.
— Так вы признаетесь, что были поблизости?
— Признаюсь, что я здесь родилась, это да, но дорого бы
дала, чтоб родиться в Кеноше или Зионе. Мой вам совет, Эльмира, пойдите к
зубному врачу, может, он сумеет что-нибудь сделать с вашим змеиным жалом.
— Ой! — вскрикнула Эльмира. — Ой-ой-ой!
— Вы окончательно вывели меня из терпения. Прежде я
ничуть не интересовалась чародейством, но теперь, пожалуй, займусь. Слушайте!
Вот вы уже и невидимы! Пока вы тут стояли, я вас заколдовала. Вы совсем пропали
из глаз.
— Не может этого быть!
— По совести говоря, я и раньше никак не могла вас
разглядеть, — призналась колдунья.
Эльмира выхватила из кармана зеркальце.
— Да вот же я!
Присмотрелась внимательней и ахнула. Потом подняла руку над
головой, точно настраивая арфу, осторожно выдернула волосок и выставила его
напоказ, словно вещественное доказательство на суде.
— Ну вот! До этой самой секунды у меня в жизни не было
ни единого седого волоска! Ведьма прелюбезно улыбнулась.
— Суньте его в кувшин со стоячей водой, и наутро он
обернется червяком. Нет, вы только поглядите на себя, Эльмира! Всю жизнь вы
обвиняете других в том, что ноги у нас спотыкливые, а руки — крюки! Вы
когда-нибудь читали Шекспира? Там есть указания для актеров: «Волнение,
движение и шум». Вот это вы и есть. Волнение, движение и шум. А теперь ступайте-ка
домой, не то я насажаю шишек вам на голову и прикажу всю ночь вертеться с боку
на бок. Брысь отсюда!
И она замахала руками перед носом Эльмиры, точно отгоняя
стаю птиц.
— Ну и мух нынче летом! — сказала она. Вошла в дом
и заперла дверь на крюк. Эльмира скрестила руки на груди.
— Лопнуло мое терпение, миссис Гудуотер, — сказала
она. — В последний раз вам говорю: снимите свою кандидатуру и выходите
завтра на честный бой. Я вас одолею, в председательницы выберут меня! Я приведу
с собой Тома. Он хороший, добрый мальчик, чистая душа. А доброта и чистота
завтра победят.
— Вы не очень-то надейтесь, что я такой уж хороший,
миссис Браун, — вмешался Том. — Моя мама говорит…
— Замолчи, Том! Хороший — значит хороший. Ты будешь там
по правую руку от меня, мальчик.
— Хорошо, мэм, — сказал Том.
— Если, конечно, я переживу эту ночь, — продолжала
Эльмира. — Я ведь знаю, эта особа станет лепить из воска мои изображения и
протыкать им сердца ржавыми иголками. Том, если ты на рассвете найдешь у меня в
постели одну только огромную фигу, всю сморщенную и увядшую, ты уж поймешь, кто
сорвал этот фрукт в винограднике. И тогда миссис Гудуотер будет
председательницей клуба до ста девяноста пяти лет, вот увидишь!
— Что вы, что вы, сударыня! Мне уже сегодня триста
пять, — сказала из-за москитной сетки миссис Гудуотер. — Меня еще в
старину называли «ОНА!» — И она ткнула пальцем в сторону улицы. —
Абракадабра-зимми-ти-ЗЭМ! Ну как?
Эльмира бросилась бежать.
— Завтра увидимся! — крикнула она через плечо.
— До завтра, сударыня, — сказала миссис Гудуотер.
Том пожал плечами и двинулся следом за Эльмирой, на ходу скидывая с тротуара
муравьев.
Эльмира бежала через улицу и вдруг взвизгнула.
— Миссис Браун! — в тревоге воскликнул Том. Из
гаража ближайшего дома задом выезжала машина я проехала прямо по большому
пальцу правой ноги Эльмиры.
Среди ночи Эльмира Браун поднялась: очень болела нога; она
пошла в кухню, съела кусок холодного цыпленка, патом старательно составила
точный список всех своих бед и несчастий.
Во-первых, болезни за прошлый год. Простуда — три раза,
легкое несварение желудка — четыре, раздуло щеку — один раз; да еще приступ
артрита, прострел (она принимала его за подагру), сильный бронхит, астма в
начальной стадии, какие-то пятна на руке, нарыв в ухе, из-за которого она
несколько дней ходила шатаясь, как пьяная, да еще ломило спину, болела голова и
тошнило. Лекарства стоили ей ДЕВЯНОСТО ВОСЕМЬ ДОЛЛАРОВ СЕМЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ ЦЕНТОВ.
Во-вторых, вещи сломанные и разбитые в доме за последний
год: две лампы, шесть ваз, десять тарелок, суповая миска, два окна, шесть
стаканов и один хрустальный тюльпан на люстре; кроме того, сломан стул и
порвана диванная подушка. Всего на сумму ДВЕНАДЦАТЬ ДОЛЛАРОВ ДЕСЯТЬ ЦЕНТОВ.
В-третьих, сегодняшние страдания. Палец, на который наехала
машина, очень болит. Желудок расстроен. Спина затекла, ноги гудят, точно не
свои. В глазах багровый туман и жжение. На языке мерзкий вкус какой-то пыльной
тряпки. В ушах шум и звон. Какая всему этому цена? Высчитывая и прикидывая, она
пошла обратно в спальню.
За все страдания — десять тысяч долларов.
— Вот и получи их без суда, — сказала она
вполголоса.
— А? — отозвался спросонок муж. Эльмира улеглась в
постель.
— Я умирать не желаю.
— Как ты сказала? — переспросил муж.
— Ни за что не умру, — сказала она, глядя в
потолок.
— Я всегда это говорил, — ответил муж и снова
захрапел.
На другое утро Эльмира Браун встала пораньше и отправилась в
библиотеку, а оттуда — в аптеку и обратно домой, так что, когда ее муж Сэм
разнес всю почту по адресам и пришел в полдень домой, Эльмира уже смешивала
всевозможные снадобья.
