— Сегодня я пошла в библиотеку, — задыхаясь,
продолжала Эльмира и схватилась за стол, чтобы не упасть. — Я хотела найти
хоть какое-нибудь средство, чтобы защититься от нее. Ну, узнать, как избавиться
от людей, которые обманывают других, как изгнать ведьму. И я нашла способ
бороться за наши права. Я чувствую, как сила моя растет. Во мне сейчас
волшебство разных добрых корней и всякой химии. Во мне… — Она умолкла.
Пошатнулась. Потом мигнула. — Во мне винный камень, и… во мне желтые цветы
травы-ястребинки и молоко, заквашенное при свете луны, и… — Она снова замолчала
и с минуту подумала. Потом закрыла рот и издала какой-то странный звук, словно
чревовещательница. И опять на мгновение зажмурилась, прислушиваясь к своей
силе.
— Вы плохо себя чувствуете, миссис Браун? —
спросила миссис Гудуотер.
— Я отлично себя чувствую, — медленно выговорила
Эльмира Браун. — Я положила несколько тертых морковок, и тонко нарезанную
петрушку, и еще ягоды можжевельника, и…
Она снова умолкла, точно некий внутренний голос приказал ей
замолчать, и посмотрела в зал.
Все вокруг медленно закачалось: слева направо, потом справа
налево.
— Корень розмарина и цвет лютика… — глухо сказала
Эльмира. Потом выпустила руку Тома. Том открыл один глаз и поглядел на нее.
— Лавровый лист, лепестки настурции… — говорила она.
— Вы бы лучше сели, — посоветовала миссис
Гудуотер. Одна из дам встала и открыла окно.
— … сушеный лист бетеля, лаванду и семечки дикого
яблока, — сказала миссис Браун и умолкла. — Давайте скорей начинать
выборы. Мне нужны голоса. Я буду считать.
— Не спешите, Эльмира, — сказала миссис Гудуотер.
— Нет, надо спешить. — Миссис Браун глубоко,
судорожно вздохнула. — Помните, сударыни, больше бояться нечего. Можете
смело высказать вслух все, что хотите. Голосуйте за меня, ведь вы всегда этого
хотели. Голосуйте и… — Комната опять закачалась, на этот раз вверх и
вниз. — Правление будет честным. Все, кто за миссис Гудуотер, скажите
«да».
— Да, — сказал весь зал.
— Все, кто за миссис Эльмиру Браун? — спросила
Эльмира слабым голосом.
Она проглотила ком, подкатившийся к горлу. Потом сказала
одна:
— Да.
И, ошеломленная, осталась стоять на трибуне. В зале
воцарилась тишина. И в этой тишине вдруг раздалось какое-то карканье. Эльмира
Браун схватилась рукой за горло. Потом повернулась и мутными глазами посмотрела
на миссис Гудуотер, а та преспокойно вынула из сумочки восковую куколку,
утыканную ржавыми чертежными кнопками.
— Том, — сказала Эльмира, — проводи меня в
дамскую комнату.
— Хорошо, мэм.
Они тронулись в путь, потом ускорили шаг и наконец пустились
бежать. Эльмира бежала впереди, сквозь толпу, по проходу… Добралась до дверей и
повернула налево.
— Нет, нет, Эльмира, направо, направо! — закричала
миссис Гудуотер.
Эльмира свернула налево и исчезла из виду. Раздался грохот,
точно по скату сыпался крупный уголь.
— Эльмира!
Все дамы забегали кругами, натыкаясь друг на друга, —
точь-в-точь женская баскетбольная команда.
Одна миссис Гудуотер прямиком кинулась к двери.
На площадке лестницы стоял Том и, вцепившись руками в
перила, глядел вниз.
— Сорок ступенек! — простонал он. — Донизу
целых сорок ступенек!
И после, многие месяцы и годы спустя, люди рассказывали, как
Эльмира Браун, словно отпетый пьяница, катилась по этим ступенькам и ни одной
не пропустила на своем долгом пути вниз. Говорили, что она, видимо, в первый же
миг потеряла сознание, и потому все ее мышцы были расслаблены, и она не
ударялась, а катилась по ступеням мягко, как мешок. Наконец она шлепнулась у
подножия лестницы, растерянно хлопая глазами и чувствуя себя гораздо лучше, ибо
все, от чего ей было не по себе, осталось позади, по всей лестнице. Правда,
теперь ее, точно татуировкой, сплошь покрывали ссадины и кровоподтеки. Но ни
одна косточка не была сломана, руки и ноги не вывихнуты, даже сухожилия не
растянуты. Два-три дня она как-то странно неподвижно держала голову и, если
надо было поглядеть по сторонам, лишь косилась краешком глаза. Но вот что
главное: у подножия лестницы мигом очутилась миссис Гудуотер, и голова Эльмиры
уже покоилась у нее на коленях, и она кропила эту буйную голову слезами, а
вокруг, охая, ахая, рыдая и заламывая руки, собирались остальные дамы.
— Эльмира, я обещаю, я клянусь, Эльмира, если только вы
останетесь живы, если вы не умрете… Эльмира, вы слышите меня? Слушайте же! С
этой минуты я буду ворожить только ради добрых дел. Больше никакой черной
магии, одна только белая! Если это будет зависеть от меня, вы никогда больше не
упадете с лестницы, не порежете себе палец, не споткнетесь о порог. Блаженство,
Эльмира, обещаю вам блаженство! Только не умирайте! Смотрите не умирайте!
Смотрите, я вынимаю из куклы все кнопки. Эльмира, скажите же мне хоть слово! Ну
скажите что-нибудь и сядьте! И пойдемте наверх, проголосуем все снова! Обещаю,
вы будете председательницей, мы вас выбираем, даже без всякого голосования, мы
все единодушно одобряем вашу кандидатуру, ведь правда, сударыни?
При этих словах все члены клуба «Жимолость» зарыдали в голос
и им пришлось ухватиться друг за друга, чтобы не упасть.
Том, все еще стоявший наверху, решил, что так плакать можно
только над покойницей и миссис Браун наверняка умерла.
Он побежал вниз, но на середине лестницы столкнулся с
процессией дам — вид у них был такой, точно они вырвались из самого центра
динамитного взрыва.
— С дороги, мальчик!
Первой шла миссис Гудуотер, плача и смеясь.
За ней следовала миссис Эльмира Браун, смеясь и плача.
А уж за ними шествовали все сто двадцать три члена клуба
«Жимолость», сами не понимая, возвращаются ли они с похорон, или отправляются
на бал.
Том проводил их глазами и покачал головой.
— Теперь я им ни к чему, — сказал он. — Вовсе
ни к чему.
И пока его не хватились, стал на цыпочках спускаться с
лестницы и все время, до самого низа, крепко держался за перила.
