— Послушайте, погодите…
Они пошли прочь. Он двинулся было за ними.
— Оставайтесь здесь, мистер Душегуб, пугайте самого
себя. Пойдите посмотрите на лицо Элизабет Рэмсел — увидите, как все это
забавно!
И Лавиния повела подруг дальше по улице, осененной деревьями
и звездами. Франсина не отнимала от глаз платок.
— Франсина, ведь он пошутил, — сказала
Элен. — Лавиния, почему она так плачет?
— После расскажем, когда придем в город. И что бы там
ни было, мы идем в кино! А теперь — хватит! Доставайте-ка деньги, мы уже почти
пришли.
В аптеке застоялся теплый воздух; большие деревянные
вентиляторы разгоняли его, и на улицу вырывались волны запахов — тянуло то
арникой, то спиртом, то содой.
— Дайте мне на пять центов зеленых мятных
конфеток, — сказала Лавиния хозяину. Как и у всех, кого они видели в этот
вечер на полупустых улицах, лицо у него было бледное и решительное. — Надо
же что-нибудь жевать в кино.
Он отвесил на пять центов зеленых конфет, насыпав их в кулек
серебряным совком.
— Какие вы все нынче хорошенькие, — сказал
он. — А днем, когда вы зашли выпить содовой с шоколадом, мисс Лавиния, вы
были такая хорошенькая и серьезная, что один человек даже стал про вас
расспрашивать.
— Вот как?
— Да, мужчина, что сидел вот тут, у стойки. Вы вышли, а
он долго так глядел вам вслед и спрашивает: «Это кто такая?» — «Да это ж
Лавиния Неббс, — говорю. — Самая хорошенькая девушка в
городе». — «И вправду хороша, — говорит он. — А где она живет?»
Тут хозяин смутился и прикусил язык.
— Не может быть! — сказала Франсина. —
Неужели вы дали ему адрес? Поверить не могу!
— Видите ли, я как-то не подумал… «Да на
Парк-стрит, — говорю, — знаете, у самого оврага». Так просто, не
подумавши. А вот сейчас, как услыхал, что Элизабет нашли убитую, так и
спохватился. Бог ты мой, думаю, что же это я наделал!
И он подал Лавинии кулек, в котором конфет было куда больше,
чем на пять центов.
— Какой дурак! — закричала Франсина, и глаза ее
снова наполнились слезами.
— Извините меня. Да ведь, может, тут еще и нет ничего
худого.
Все как завороженные смотрели на Лавинию. А она была совсем
спокойна. Только чуть дрожало что-то внутри, будто перед прыжком в холодную
воду. Машинально она протянула деньги за конфеты.
— Нет, ничего я с вас не возьму, — сказал хозяин,
отвернулся и стал перебирать какие-то бумаги.
— Ну вот что. — Элен вскинула голову и решительным
шагом пошла прочь из аптеки. — Сейчас я возьму такси, и мы все отправимся
по домам. Я вовсе не намерена потом разыскивать по всей округе твой труп,
Лавиния. Тот человек замышляет недоброе. С какой это стати он про тебя
расспрашивал? Может, ты хочешь, чтобы в следующий раз в овраге нашли тебя?
— Это был самый обыкновенный человек, — возразила
Лавиния, медленно повернулась и обвела взглядом вечерний город.
— Фрэнк Диллон тоже человек, но, может быть, как раз
он-то и есть Душегуб.
Тут они заметили, что Франсина не вышла из аптеки вместе с
ними, оглянулись и увидели ее в дверях.
— Я заставила хозяина описать мне того человека, —
сказала она. — Расспросила, какой он с виду. Говорит, нездешний, в темном
костюме. Какой-то бледный и худой.
— Все мы с перепугу невесть чего навыдумывали, —
сказала Лавиния. — Не поеду я ни в каком такси, и не уговаривайте меня.
Если уж мне суждено стать следующей жертвой — что ж, так тому и быть. Жизнь
вообще слишком скучна и однообразна, особенно для девицы тридцати трех лет от
роду, так что уж не мешайте мне хоть на этот раз поволноваться. Да и вообще это
глупо. Я вовсе не красивая.
— Ты очень красивая, Лавиния. Ты красивей всех в
городе, да еще теперь, когда Элизабет… — Франсина запнулась. — Просто ты
чересчур гордая. Будь ты хоть немножко посговорчивей, ты бы уже давным-давно
вышла замуж!
— Перестань хныкать, Франсина! Вот и касса. Я плачу
сорок один цент и иду смотреть Чарли Чаплина. Если вам нужно такси —
пожалуйста, поезжайте. Я посмотрю фильм и отлично дойду одна.
— Лавиния, ты с ума сошла! Мы не оставим тебя тут
делать глупости.
Они вошли в кинотеатр.
Первый сеанс уже окончился, в тускло освещенном зале народу
было немного. Три подруги уселись в среднем ряду, вокруг пахло лаком — должно
быть, недавно протирали медные дверные ручки; и тут из-за выцветшей красной
бархатной портьеры вышел хозяин и объявил:
— Полиция просила нас закончить сегодня пораньше, чтобы
все могли прийти домой не слишком поздно. Поэтому мы не будем показывать
хронику и сейчас же пускаем фильм. Сеанс окончится в одиннадцать часов. Всем
советуют — идите прямо домой, не задерживайтесь на улицах.
— Это он говорит специально для нас, Лавиния, —
прошептала Франсина.
Свет погас. Ожил экран.
— Лавиния, — шепнула Элен.
— Что?
— Когда мы сюда входили, улицу переходил мужчина в
темном костюме. Он только что вошел в зал и сидит сейчас за нами.
— Ох, Элен!
— Прямо за нами?
Одна за другой все три оглянулись.
Они увидели незнакомое лицо, совсем белое в жутком неверном
отсвете серебристого экрана. Казалось, в темноте над ними нависли лица всех
мужчин на свете.
— Я позову управляющего! — И Элен пошла к
выходу. — Остановите фильм! Зажгите свет!
— Элен, вернись! — крикнула Лавиния и встала.
Они поставили на столик пустые стаканы из-под содовой и,
смеясь, слизнули ванильные усики от мороженого.
— Вот видите, как глупо получилось, — сказала
Лавиния. — Подняли такой шум из ничего. Ужасно неудобно!
— Ну, я виновата, — тихонько отозвалась Элен. Часы
показывали уже половину двенадцатого. Три подруги вышли из темного кинотеатра,
смеясь над Элен, с ними высыпали остальные зрители и зрительницы и заспешили
кто куда, в неизвестность. Элен тоже пыталась смеяться над собой.
— Ты только представь себе, Элен: бежишь по проходу и
кричишь: «Свет! Дайте свет!» Я подумала — сейчас умру. А каково тому бедняге!
— Он — брат управляющего, приехал из Расина.
