Излюбленная игра детей семи-восьми месяцев — это «убийство и
возрождение» предметов. Молодые родители часто недоумевают, что так радует
ребенка, когда он сбрасывает, например, свои носочки с пеленального стола
(наша Сонечка, к слову, развлекалась именно носочками). На
самом же деле, это неподдельное веселье ребенка легко понять. Для него
существует только то, что он видит, и когда носок падает, он пропадает из поля
зрения, убивается. А когда родитель его достает, он рождается сызнова, словно
из небытия. Фантастика! Ребенок ликует! Только вот родитель, не понимая этих
истинных причин поведения собственного ребенка, частенько злится: «Надо же, еще
такой маленький, а уже вещи разбрасывает, что будет дальше — страшно даже подумать!»
В возрасте от года до трех-четырех это своеобразное
восприятие действительности, действительной исключительно под прицелом
восприятия, у детей еще сохраняется. Примечательно то, как дети этого возраста
играют в прятки. Для них прятки — это не когда их не видят, а когда они не
видят. Ребенок закрывает глаза руками, будучи в полной уверенности, что, раз он
не видит тех, кто его ищет, значит, и они его не видят.
Десять минут назад я играл с моей трехлетней Соней в эту
замечательную игру. Конечно, она уже понимает, что закрыться руками
недостаточно (впрочем, я не уверен, что она понимает, почему этого
недостаточно), так что она уже прячется за занавесками, под кроватью или под
покрывалом, причем, как правило, в одних и тех же местах. При этом, она совершенно
не заботится о том, чтобы из этих «укрытий» не торчали части ее тела. И нам
всем приходится долго изображать поиски ребенка, пока тот, спрятав голову за
занавеску, проявляет чудеса сдержанности, изо всех сил стараясь не откликнуться
на наши недоуменные и разочарованные: «А где же Сонечка? Куда подевался наш
любимый ребенок?» Еще полгода назад ей этого не удавалось. В ответ на подобные
риторические восклицания она неизменно выкрикивала: «Здесь!», продолжая,
разумеется, со всей серьезностью прятаться.
До трех-четырех лет мир ребенка и мир вообще не разделены, а
мы — его родители и воспитатели — просто части этого мира, не имеющие ни
собственных чувств, ни собственных интересов, ни собственной жизни. Наше
временное исчезновение, отлучка — это для ребенка некий артефакт, мы временно
«умираем» в каких-то странных местах под загадочными названиями «работа» или
«по делам». С младенчества и до сего момента Сонечка регулярно наблюдает своего
папу «по телевизору» и считает чем-то само собой разумеющимся, что он, наравне
с Нюшей и Каркарычем, красуется на обложках книжек. Однако же, на вопрос: «А
как твой папа работает?» (в целом, это ведь должно быть очевидно, не правда
ли?), она отвечает: «Работает какую-то работу». И лишь совсем недавно, отвечая
на этот вопрос, показала на игрушечный компьютер, подаренный дядей на ее
трехлетие. Вот такая у меня, оказывается, работа…
Весь мир ребенка — это пока он сам, то, что он видит,
воображает и чувствует. Его интересует только то, что с ним как-то связано.
Даже сложные «пространственные» предлоги «над», «под», «за», «перед» или,
например, слова «снизу», «сверху», «наверху» или «сзади» ребенок способен
усвоить только применительно к самому себе — когда он находится «над» чем-то
или когда что-то находится «под» ним.
Честный ребенок любит не папу с мамой, а трубочки с кремом.
Дон Аминадо
И хотя на себе, как говорится, не показывают, ребенок иначе
не понимает. Любые наши попытки агрессивно вторгнуться в его реальность со
своими «благими намерениями» воспринимаются ребенком просто как «события мира»,
а вовсе не как попытки вести с ним некий диалог. Пока он только обменивается с
нами фразами, играет словами, словно в пинг-понг. Понять, что с нами можно еще
и вести диалог, как с некими самостоятельными сущностями и данностями, —
это ему еще только предстоит.
Представьте себе, что вы родились и живете в большом шаре.
Все ваши знания о внешнем мире исчерпываются той информацией, которую вы
получаете в моменты, когда шар, в котором вы находитесь, перекатываясь вместе с
вами с места на место, натыкается на какие-то препятствия. С той стороны к вам
стучатся люди, что-то вам говорят, как-то пытаются с вами взаимодействовать.
Вас это, конечно, необыкновенно занимает, но в вашем мире, как вы его
воспринимаете, реально существует только один человек — вы сами. А любые
действия в ваш адрес со стороны других людей — это не более чем искажение формы
вашего шара, ничего больше. Если это воздействие сильное, вы, конечно,
принимаете его в расчет, но вы живете в своей реальности, а окружающий мир для
вас — это только то, что прогибает ваш шар-мир. Как вы можете к этому
относиться? Как Шерлок Холмс в старом советском фильме: «Ворвался, натоптал,
испортил хо-р-ро-о-о-шую вещь»… Философски.
Далее ребенок учится выделять себя из мира других людей. Это
результат принципиальных изменений, которые происходят в его маленькой
головушке к трем-четырем годам. Изменений серьезных и потрясающих воображение!
О чем, впрочем, мы будем говорить чуть позже, обсуждая знаменитый «кризис трех
лет». На этом этапе своего развития ребенок пытается как-то себя
«позиционировать» в отношении с нами — другими для него людьми. И он всеми
правдами и неправдами настаивает на том, что у него есть свое мнение, свой
взгляд на происходящее. А самое эффективное средство, которое позволяет ему
добиться соответствующего результата, — это сказать родителям и
воспитателям: «Нет!» Надо и не надо.
Лиля, со свойственным ей чувством юмора, говорит в такие
моменты: «О-о! Какая у нас есть замечательная нехочуха!» Это звучит
доброжелательно, весело и мы все вместе смеемся, что позволяет снять напряжение
подобных моментов. Сегодня же Лиля сказала, глядя на пребывающую, как мы
говорим, «в приступе негативизма» Сонечку: «Вот он, знаменитый кризис трех лет!
Прямо как из книжки!» Соня очень обрадовалась этому новому своему имени и тут
же гордо сообщила всем, кому смогла: «Я кризис трех лет!» На том разгоравшийся
было конфликт, как вы понимаете, был уже исчерпан.
Итак, ребенок в возрасте с трех до семи словно бы отделяет
от себя мир — мол, это вы там, а это я — здесь. Но кто такие «вы там» — это для
него по-прежнему загадка, которую, впрочем, он совершенно не торопится решать. Пока
другие люди ему все еще не слишком интересны (по крайней мере, их внутренний
мир, их переживания).
Человек, действительно уважающий человеческую личность,
должен уважать ее в своем ребенке, начиная с той минуты, когда ребенок
почувствовал свое «я» и отделил себя от окружающего мира,
Дмитрий Писарев
Его социальный интерес направлен только на то, чтобы найти
свое место в мире этих других людей, желательно максимально комфортное.
Например, воспитатели в детском саду разделяются на «хороших» (тех, с которыми
ребенку комфортно) и «плохих» (тех, с которыми ему некомфортно). Удивительный
факт — дети этого возраста не способны считать себя «плохими». Что бы они ни
делали — они, в собственном восприятии, всегда «хорошие», они в этом абсолютно
уверены. «Плохими», в их понимании, могут быть только другие. И, учитывая этот
факт, нужно понимать, насколько сильно ограничены наши воспитательные
инициативы. Как правило, они воспринимаются ребенком просто как нарушение некой
«высшей справедливости», и не более того.
