Психолог: А как узнать — умер он или нет?
Ребенок: Это видно в могиле.
Игры детей — вовсе не игры, и правильнее смотреть на них как
на самое значительное и глубокомысленное занятие этого возраста.
Мишель Монтень
Вот такая занимательная беседа, Я специально не раскрыл
вначале возраст ребенка. Это уже шестилетний малыш! Нормальный, здоровый, без
каких-либо задержек и отклонений… Причем, рассуждает он, надо признать, вполне
здраво. Проблема только в том, что он действует наобум. У него есть некий набор
представлений о смерти — «мертвый», «могила», «кладбище» и так далее. Но, не
понимая внутренней связи всех этих явлении друг с другом, не понимая, что в
этой «картинке» главное, а что второстепенное, он спонтанно сочетает один
признак события с другим, полагая, что все они вполне полноценны и
самодостаточны. И это непонимание — обязательный признак мышления данной
возрастной группы: внешние признаки того или иного события, той или иной вещи
он уже умеет определять, а сущностные связи устанавливать пока не способен.
Ребенок в этом возрасте не понимает, что такое смерть, не
чувствует этого понятия. Для него это просто «картинка» — что-то, о чем он
что-то слышал, так или иначе видел, думал. И он описывает нам эту «картину»
справа налево и слева направо, и ему не слишком важна последовательность —
сначала умер, потом закопали или наоборот — сперва оказался на смертном одре, а
потом умер, или умер, а потом его туда положили. Ну, неинтересно ему это,
право! Просто вот так бывает… А саму сущность того, о чем он так уверенно и с
такой серьезностью размышляет, он не видит вовсе, не до нее. И это не взрослый,
страдающий инфантильностью тунеядца — «не видел, не знаю, не читал, не понял,
но мнение имею» — и защищающий таким образом свое реноме. Ребенок просто не
может по-другому.
Дети больше походят на свое время, чем на своих родителей.
Арабская пословица
Не знаю, удалось ли мне объяснить, что такое иллюзия
взаимопонимания. В свое время я посвятил этому феномену целую главу в книге
«Самые дорогие иллюзии». Возможно, кто-то из моих читателей уже ее читал и
хорошо понимает, о чем я тут толкую. Но в любом случае, должен сказать
следующее: проблема взаимопонимания между взрослыми и детьми по сравнению с
иллюзией взаимопонимания между взрослыми (то, от чего мы все так
страдаем) — это тихий ужас.
Кому-то, впрочем, может показаться, что я слишком застрял на
этой теме. Но, поверьте, это только так кажется. Проблема, которая здесь
кроется, стоит того, чтобы о ней говорить и говорить. Ведь главная родительская
беда — это слово «понимаешь», «Ты что, не понимаешь, что я тебе говорю?!», «Что
тут непонятного?!», «И не делай вид, что ты не понимаешь!» — эти реплики, суть,
бесконечные вариации на данную тему. И приходят ко мне родители в первую
очередь именно с этой жалобой.
«Я ей говорю, что книжки рвать нельзя, а она рвет! —
говорит мне мамочка полуторагодовалого ребенка. — Прямо смотрит на меня и
рвет! Она мне это назло делает, да? И так ведь во всем! Разве она не понимает?!
Я же ей все объяснила!» Доктор смотрит на мамочку с тоской и говорит обреченно:
«Не понимает…» Мамочка трехлетнего и трехмесячного сыновей чуть не в слезах
жалуется доктору: «Я ему объясняю, что он старший брат, а Ваня — маленький,
поэтому ему нужно больше внимания. А он берет и — прямо, вот видно же, что из
вредности, — идет и ломает игрушку. Я, конечно, к нему сразу бросаюсь,
начинаю его шлепать… Я понимаю, что это неправильно, но я не понимаю, что тут
непонятного?! Он же видит, что Ваня маленький, лежит в конверте!» «Не
понимает», — отвечает доктор.
«Я и так ему уже, и этак! Уже и цыганочку с выходом
устраивала, и подарками задаривала, и лупила его! Ну, все сделала! А он
прогуливает школу, и все! И что тут сделаешь?! И ведь взрослый уже совсем —
десять лет все-таки! Одиннадцатый!
Сластями, печеньями и конфетами нельзя вырастить из детей
здоровых людей. Подобно телесной пище, духовная тоже должна быть простой и
питательной.
Роберт Шуман
Вот что тут непонятного — его из школы из этой выпрут, а
возьмут его только в 412-ю, а там образования — ну никакого! Разве он этого не
понимает?!» Что отвечает на это доктор? Правильно: «Не понимает».
«Четырнадцать лет! Четырнадцать! И я нахожу у нее
презервативы в сумке! Нормально?! Я, конечно, с ней поговорила. Я, конечно, ей
все объяснила. Я, конечно, предупредила ее… А она смотрит на меня, как на дуру,
и все тут, хоть тресни. Конечно, я не сдержалась. По первое число ей досталось.
Но я не жалею. Я думаю, что, если она по-хорошему не понимает, будем
по-плохому!» «Не поймет», — отвечает доктор.
Все это совершенно не значит, что с детьми не надо говорить.
Все это совершенно не значит, что им ничего не следует объяснять. Нет,
разумеется! Надо и следует. Только необходимо иметь в виду это ограничение: мы никогда
не сможем объяснить своим детям то, что мы думаем, мы можем объяснить им только
то, что они способны понять, а это разные вещи. И пока это правило для
родителей — не норма жизни, а абстрактная конструкция, ничего не получится. В
общем, давайте не будем торопиться с выводами. Если вы хотите, чтобы ребенок
понял То! что вы ему говорите, начните с того, чтобы понять самого ребенка. И
даже не просто его позицию, но и сам его способ думать.
Так я не понял, о чем речь, собственно?..
Вы никогда не задумывались над вопросом — почему детей в
школу берут только с шести-семи лет, до третьего класса говорят, что они учатся
в «начальной школе», а программу «среднего неполного образования» заканчивают к
моменту, когда подросткам исполняется пятнадцать, и вот уже только с пятнадцати
дают «полное среднее образование»? Ведь известно же, что чем младше ребенок,
тем лучше ему все дается и память у него лучше работает. По крайней мере, языки
иностранные он в этом возрасте легко осваивает. В конце концов, ведь ходят же
дети в детский садик, учат там некоторые вещи. Почему сразу в школу не пойти?
Ну, пусть там режим будет попроще, отношение к детям помягче, но наука образовательная
загружается в голову, почему нет? Если ребенок с четырех лет в школу пойдет, он
к восемнадцати уже институт закончит, работать сможет, сам себя обеспечивать.
Хорошо же — на родительской шее не сидит, в армию пойдет уже подкованный на все
сто! Красота! Куда там — в министерстве образования и науки — смотрят?
Непорядок!
По всей видимости, какой-то резон в этом все-таки есть, не с
потолка же они взяли эти цифры… Но какой? Может, тут лимит по физическому
развитию? Или просто детей детства не хотят лишать раньше времени? Возможно, но
боюсь, мотив здесь был несколько иной. Изначально, надо думать, вся эта
практика возникла спонтанно, на опыте, методом тыка. Пробовали учить детей и в
том возрасте, и в другом, а стало понятно, что одно они хорошо осваивают, когда
им семь, другое — когда им десять, третье — когда двенадцать. Выяснили,
определились и успокоились. Но ученые люди — не из тех, кто готов
довольствоваться эмпирическими данными, они, как правило, хотят докопаться до
самой сути. И были проведены, без преувеличения, тысячи разнообразных
экспериментов. Копали и докопались… На самом деле, нетрудно догадаться, что
речь идет прежде всего об особенностях организации мышления ребенка. Оказалось,
что на разных этапах своего развития он думает совсем по-разному. И не потому,
что он так решил думать, а потому, что по-другому он пока просто не может.