Примечание: Совсем не юные философы…
Впрочем, раз уж у нас возникли такие сложности с
определением понятия «понятие», то почему бы нам не обратиться с этим вопросом
к господам-философам? Пусть они быстренько объяснят нам, что к чему, и особенно
про эти загадочные «сущностные признаки». В конце концов, «понятия» — это же их
конек! План хороший, но должен вас заверить, что на этом пути нас ждет
величайшее из всех возможных разочарований.
Помните замечательного древнегреческого философа Диогена?
Того самого, что жил в бочке, воображал себя собакой и прославился своей,
ставшей уже крылатой фразой, сказанной солнцеподобному царю Александру:
«Отойди, ты загораживаешь мне солнце!» Диоген жил, кстати сказать, в одно время
и в одном городе с другим великим философом — Платоном. Тем самым, которого все
мы знаем по выражению «платоническая любовь» и который прославился своей
теорией идей (впрочем, об этом знают уже далеко не все).
Платон с Диогеном дружили, как кошка с собакой. Диоген
постоянно критиковал Платона за его «абстрактные идеи», а Платон Диогена — за
его «собачью жизнь» и желание все свести к банальной физиологии. Обо всем этом
можно прочитать в книгах по философии. Но психолога заинтересует в этом
бесконечном споре не столкновение философских позиций — кинизма и идеализма, а
то, как эти замечательные мыслители управлялись с понятиями.
Пусть наставник заставляет ученика как бы просеивать через
сито все, что он ему преподносит, и пусть ничего не вдалбливает ему в голову,
опираясь на свой авторитет и влияние.
Мишель Монтень
Начнем с небольшого примера. Платон говорил о том, чего
нельзя проверить на опыте, то есть об абстракциях. Диоген же требовал
«достоверности», то есть проверяемости суждений. Если оного не обнаруживалось,
философ приходил в ярость. Платон пытался определить сущностные признаки тех
или иных понятий (эти самые «идеи») и употреблял, соответственно, такие слова,
как «стольность» (сущность «стола») и «чашность» (сущность «чашки»), но Диоген
неизменно ему возражал: «Что касается меня, то стол и чашу, Платон, я вижу, а
вот стольность и чашность — нет». Впрочем, и Платон оказался не промах, парируя
эту реплику Диогена такими словами: «Здесь нет ничего мудреного, Диоген. У тебя
есть глаза, которыми ты можешь увидеть и стол, и чашу, а вот ума, чтобы увидеть
стольность или чашность, тебе не хватает».
На этом примере мы видим, что Платон — «взрослый», а Диоген
— «ребенок». Платон способен подняться над частностями и увидеть суть —
главное. Диоген, напротив, предлагает нам конкретное, примитивное, детское
суждение. Кажется, это подтверждается и такой историей… Однажды Диоген
прогуливался по Афинам и на ходу ел сушеные фиги. Тут он повстречал Платона.
«Можешь взять», — предложил ему Диоген. Платон взял и съел. «Можешь взять,
сказал я, а не съесть», — рассердился Диоген. Банальная ситуация — и вместе
с тем глубокий философский спор о понятиях. С одной стороны, Диоген
демонстрирует нам ту же примитивную конкретность суждений, что и прежде, но
если посмотреть на это с другой стороны, он требует от Платона научной
строгости: «взять» и «съесть» — это не одно и то же. У Платона понятия
«плавают», у Диогена — это жесткая опора мысли и действия. Теперь Платон —
«ребенок», а Диоген — «взрослый».
Лишившись по какой-то причине своего превосходства над
детьми, мы по той же причине уже не можем обрести его вновь.
Жан де Лабрюйер
И, наконец, потрясающая история про понятие «человек».
Байка, которая вошла в анналы истории философии. Ее завязка — это определение,
которое Платон дал «человеку». Определение по определению должно указывать на
главный, сущностный признак определяемого объекта. Но что же сделал Платон? Он
сказал, что человек — это животное с двумя ногами и без перьев. Надо признать,
что этим определением он вызвал всеобщее одобрение. В общем, всем понравилось,
но, разумеется, не Диогену. Хотя, казалось бы… На следующий же день Диоген
перекинул через ограду академии Платона ощипанного петуха и крикнул: «Вот
человек Платона!» Действительно — на двух ногах и без перьев. Платону ничего не
оставалось, как, не без иронии, прибавить к своему определению: «И кроме того,
с плоскими ногтями».
Вот такое описательное определение — «Человек — это животное
на двух ногах, но без перьев и с плоскими ногтями» — это очень хорошее
определение для школьника. Масса признаков, все осмысленные, характерные, не в
бровь, а в глаз, но не сущностные. Они говорят об отличии вещей друг от друга,
но не об их уникальности. К десяти годам ребенок осилит только такие — сложные
описательные — определения. И будет уже в состоянии, кстати сказать, писать на
контрольных работах изложения, а не одни только диктанты.
Когда же Диоген среди бела дня ходил по людным афинским
улицам с зажженным фонарем и кричал: «Ищу человека!», он говорил как раз о
сущностном признаке — о «человечностности» (сущности «человека»). И когда наш
ребенок поймет, что за внешними признаками стоит еще и сущность, что-то
принципиальное и особенное, создающее уникальность того, с чем мы имеем дело,
он станет почти взрослым. Это случится годам к четырнадцати-пятнадцати. И он
уже будет способен писать прекрасные сочинения, высказывая в них свое
собственное отношение к вещам и событиям. Если, конечно, наш педагогический
талант его к этому сподвигнет.
Разговоры о главном…
Так объяснять или не объяснять ребенку высшую математику
человеческих отношений? И если объяснять, то как и с какого момента? Сейчас
ответим на этот вопрос, но для начала представьте себе, пожалуйста, ужасно
умного академика, который весь живет в мире каких-то своих «пароксизмальных
интерференции» и «имплицитных гравитаций». И этот академик рассказывает вам
что-то о своей теории вот прямо в этих самых загадочных определениях. Как вы
будете себя чувствовать? Будет ли вам приятно, комфортно в такой компании? А
главное, как, по вашему ощущению, этот человек к вам относится? Уважает ли он
вас, дорожит ли он вами? Важно ли ему, как вы себя чувствуете и что думаете?
Есть у меня большое подозрение, что в такой ситуации вы достаточно быстро
почувствуете себя идиотом, а этого академика так же быстро начнете ненавидеть.
Ненавидеть за то, что он вас заставляет себя этим идиотом чувствовать.
Почему же вы думаете, что ребенок будет пребывать в полном
восторге, когда вы объясняете ему то, что для него то же самое, что для вас эта
самая академическая пароксизмальная интерференция? Нет, не будет он пребывать в
восторге, и о вас он мнения будет не слишком распрекрасного. Взрослый может
позволить себе быть занудой, но он должен быть понятным занудой. Когда же он
начинает декламировать абстрактные теории человеческих отношений, а ребенок
пока способен понять что-либо лишь на примере конкретных и актуальных для него
жизненных ситуаций, то складывается неприятная ситуация, и неприятная», прежде
всего, для самого родителя.
Родители меньше всего прощают своим детям те пороки, которые
они сами им привили.
Фридрих Шиллер
Важно наблюдать за собственными детьми и пытаться правильно
интерпретировать их поведение. Если в такой ситуации ребенок хмурит брови,
отворачивается, пытается переключиться на что-то другое, это вовсе не значит,
что он «не согласен» с родителем. Вполне возможно, что он просто не понимает
всех предлагаемых ему теоретических нагромождений. Они для него «просто
ругань», и ничего больше. Единственное, что ему точно понятно в ситуации
«показательного отчитывания», — это то, что родитель недоволен. И потому
вполне естественно, что ребенок «несогласен», только он не согласен не с
теорией, а с тем, что родитель вдруг дал «свечку» по непонятным ему — ребенку —
причинам. Вот он и хочет куда-нибудь отползти, дождаться, пока буря уляжется.
