Я прекрасно помню (лет мне было, наверное, шесть или семь),
что первая моя попытка использовать настоящий утюг по назначению сопровождалась
четкой инструкцией со стороны моей мамы — что делать, как делать и так далее. И
мне было однозначно сказано, что утюг может сжечь то, что я глажу. И мне
казалось, что я все это прекрасно понял! Однако, что к чему на самом деле, я
по-настоящему осознал только в тот момент, когда увидел дымящееся
темно-коричневое пятно на отцовском галстуке. А до этого, видимо, в моей
детской голове просто не укладывалось, что металлический предмет, пусть даже и
горячий, может вот так произвести открытое пламя.
Мы с вами уже хорошо понимаем, что теоретические знания —
это вовсе не самая сильная сторона детской психики. При этом, мы сами —
родители — уже давно миновали период эмпирического познания мира, и нам кажется
странной такая страсть ребенка к разного рода небезопасным и накладным для
семейного бюджета экспериментам.
Чтобы думать, нужно переживать, быть возбужденным, постоянно
получать подкрепление. Нет ни одного навыка, которым можно было бы овладеть без
устойчивого интереса.
Сильвин Томкинс
Но без них не обойтись, теорию ребенок услышит, но она не
станет его опытом, а следовательно, и его полноценным знанием о жизни, и слава
богу, что ребенку все интересно делать самому.
И тут, естественно, вопрос — стоит ли прерывать всплеск
интереса ребенка к тому или иному делу, если это, может быть, и не слишком
уместно, и даже накладно, но не вредит его жизни? Мой ответ в данном случае
однозначен — не стоит. Куда дороже сохранить в ребенке страсть к познанию,
нежели, например, оставшийся в целостности и сохранности мобильный телефон.
Сонечка на первом году жизни умудрилась привести в негодность два мобильных
телефона — мамин и папин (никогда не думал, что они настолько чувствительны к
детской слюне). После чего эти молодые родители освоили очень простое правило: если
тебе жалко отдать на растерзание ребенку какую-то вещь, она не должна
находиться в зоне его досягаемости, и все.
Да, концентрировать внимание на объекте — это у ребенка
получается не сразу. Ряд ученых считает, что способность концентрировать
внимание на одном предмете или деле развивается у ребенка в два рывка: первый —
с четырех до пяти лет, второй — с десяти до одиннадцати. Не шибко быстро, как
вы можете заметить. И только к четырнадцати-пятнадцати годам ребенок достигнет
такой способности к концентрации внимания, которая отвечает нашим — взрослым —
стандартам.
Нужно стремиться к тому, чтобы каждый видел и знал больше,
чем видел и знал его отец и дед.
Антон Чехов
Но то, что ребенок не способен долго заниматься одним делом,
не значит, что ему не интересно или не любопытно. Интересно, даже очень! И
любопытно. Только интересно многое, и глаз движется, и в поле зрения постоянно
попадает что-то новое, а потом еще что-то, и малыш, конечно, отвлекается. Но
это не аргумент в пользу того, чтобы прекратить его поисковую активность!
Заставить его сидеть и концентрироваться на том, что не вызывает у него ничего,
кроме зевающей скуки, лишить его новых впечатлений под тем предлогом, что он-де
все равно все бросает и ни на чем не останавливается, — это просто глупо.
Если постоянно бить своего ребенка по рукам, куда бы он ни
направился и за что бы ни взялся, то отбить у него эмоцию интереса проще
простого. Причем даже у самого любопытного от природы ребенка! Дело в том, что
эмоция интереса, как это ни удивительно, специфическим образом связана с
эмоцией страха, в ситуации столкновения с новым работает правило: чем больше
становится интерес, тем меньше становится страх, и наоборот — чем меньше
интерес, тем ощутимее страх. Тут ведь какая логика? Эмоция интереса — это
эмоция исследователя, который осваивает новое. Но всякое новое, в намерениях
или последствиях которого мы не уверены, вызывает у нас страх, а точнее сказать
— паническое бегство. Вот и получается, что наш с вами ребенок болтается, как
заряженная частица, между двумя полюсами — то к плюсу (интерес), то к минусу
(страх).
И дальше такая история. Ребенок знает, что его
познавательная активность (его интерес) родителями не одобряется или часто не
одобряется. То есть, он куда-то потянется, что-то захочет сделать, а ему тут же
нагоняй с нагайкой. Иными словами, то, что вызывает в нем интерес, сопряжено в
его сознании с неприятным переживанием. Например, «папина энциклопедия», к
которой он потянулся, сама по себе и не страшна, даже наоборот, привлекательна.
Но как только ребенок за ней потянется, ему станет страшно, потому как
родительские «тучи» тут же «ходят хмуро». И интерес ребенка очень быстро
превращается в страх — сворачивается в трубочку, и привет.
Теперь вопрос — как ребенку выйти из этой трудной для него
психологической ситуации? Ведь, с одной стороны, ему интересна эта «папина
энциклопедия» — она яркая, красочная, гуттаперчево стоит на полке, а с другой
стороны, он может напороться на родительское раздражение. Как быть? Точнее даже
сказать — быть или не быть? И ребенок решает для себя — не быть. Более того, он
должен как-то объяснить самому себе, почему ему «не нужна», «не интересна» и
вообще «по барабану» эта яркая, красочная, гуттаперчевая книжка, которую папа с
таким пафосом перелистывает перед изумленной публикой. Прямо скажу — это
непросто! Однако, жить в борьбе мотивов — когда хочется и страшно, — это
еще хуже. Поэтому легче просто поворотить нос и сначала изображать безразличие,
а потом и вовсе — впасть в это самое безразличие. И никакого стресса! Ровно как
и никакого интереса.
Причем, тут надо учесть одно важное обстоятельство… В книге
«Человек Неразумный» я уже рассказывал о том, что такое динамический стереотип
и с чем его едят. Мы ведь привыкли думать в парадигме «условного рефлекса» —
вот стимул, а вот реакция на стимул. И даже те, кто об условном рефлексе и
слыхом не слыхивал, рассуждают именно таким образом — стимул и реакция, причина
и следствие. Но, на самом деле, все куда сложнее. Для собаки, например, не
существует отдельно взятого звука метронома, включенной лампочки или
электрического звонка.
Дети должны жить в мире красоты, игры, сказки, музыки,
рисунка, фантазии, творчества.
Василий Сухомлинский
Для нее этот раздражитель становится «стимулом» лишь в
определенных обстоятельствах, то есть в окружении большого количества других
дополнительных «стимулов», без которых данный конкретный «стимул» — ерунда на
палке, не действует. Проще говоря, если собака реагирует слюноотделением на звук
метронома в лаборатории Ивана Петровича, это вовсе не значит, что, будучи на
прогулке и услышав звук метронома, она тут же выдаст на-гора пищевую реакцию.
Нет, нужна еще и лаборатория. Ну, или эта ее реакция будет очень слабой. Короче
говоря, нужен «стимул», но он, ко всему прочему, должен быть еще и на
определенном «фоне».
Ребенок — это, конечно, не собака, но для него отдельных
«стимулов» тоже не существует (впрочем, как и для нас с вами). Всегда есть
ситуация, в которой этот «стимул» или работает, или не работает, или вызывает
соответствующую «реакцию», или не вызывает. А эта «ситуация», этот «фон» — это,
дорогие мои родители, мы с вами. Уверен, вы прекрасно знаете, что ваш ребенок,
если он уже перешагнул хотя бы годовалый рубеж, по-разному ведет себя дома и,
например, в гостях, или дома, но в обычной обстановке, и дома же, но когда к
вам пришли ваши друзья-знакомые. Что происходит с ребенком, почему «его как
подменили»? А просто «фон» изменился, и прежние «стимулы» теперь действуют на
вашего ребенка уже несколько по-другому. В другой ситуации он бы схватился за
эту игрушку не раздумывая, а тут — нет, думает себе что-то, ходит бочком,
смотрит, взвешивает. Но повторюсь — главный, основной «фон» для любого
«стимула» в жизни нашего ребенка — это мы, его родители.
