Дети — это завтрашние судьи наши.
Максим Горький
Но вот прошли годы, и сейчас мне кажется, что дело было
совсем не в собаке…
«Малыш надеялся, что домработница будет молодая, красивая и
милая девушка, вроде учительницы в школе. Но все вышло наоборот. Фрекен Бок
оказалась суровой пожилой дамой высокого роста, грузной, да к тому же весьма
решительной и в мнениях и в действиях. У нее было несколько подбородков и такие
злющие глаза, что Малыш поначалу даже испугался. Он сразу ясно понял, что
никогда не полюбит фрекен Бок.
— Надеюсь, Вы любите детей, фрекен Бок, да? —
спросила мама.
— О да, конечно, если они хорошо воспитаны, —
ответила фрекен Бок и уставилась на Малыша.
Мама смутилась.
— Я не уверена, что Малыш хорошо воспитан, —
пробормотала она.
— Он будет хорошо воспитан, — успокоила маму
фрекен Бок. — Не беспокойтесь, у меня дети быстро становятся шелковыми.
Тут уж Малыш покраснел от волнения: он так жалел детей,
которые стали шелковыми у фрекен Бок! А вскоре он и сам будет одним из них.
Чего же удивляться, что он так перепугался?
Впрочем, у мамы тоже был несколько обескураженный вид. Она
погладила Малыша по голове и сказала:
— Что касается мальчика, то с ним легче всего
справиться лаской.
— Опыт подсказывает мне, что ласка не всегда
помогает, — решительно возразила фрекен Бок. — Дети должны
чувствовать твердую руку.
Затем фрекен Бок сказала, сколько она хочет получать в
месяц, и оговорила, что ее надо называть не домработницей, а домоправительницей.
На этом переговоры закончились».
Первые детские ощущения — это удовольствия и страдания, и
благодаря им сперва и проявляются в душе добродетель и порок.
Платон
Теперь мне кажется, что Малышу просто недоставало
элементарной родительской любви. А когда ребенку элементарно недостает
родительской любви, он…
«Малыш подошел к окну и стал смотреть на улицу. Он стоял и
думал о том, как он несчастен и как тоскливо без мамы. И вдруг ему стало
весело: он увидел, что над крышей дома, на той стороне улицы, Карлсон отрабатывает
сложные фигуры высшего пилотажа.
— Привет, Малыш! — крикнул Карлсон. — Уж не
обидел ли я тебя чем-нибудь? Почему у тебя такой хмурый вид? Ты себя плохо
чувствуешь?
— Да нет, не в этом дело, — ответил Малыш и
рассказал Карлсону о своих несчастьях и о том, что мама уехала и что вместо нее
появилась какая-то домомучительница, до того противная, злая и жадная, что даже
плюшек у нее не выпросишь, когда приходишь из школы, хотя на окне стоит целое
блюдо еще теплых плюшек.
Глаза Карлсона засверкали.
— Тебе повезло, — сказал он. — Угадай, кто
лучший в мире укротитель домомучительниц?
Малыш сразу догадался, но никак не мог себе представить, как
Карлсон справится с фрекен Бок.
— Я начну с того, что буду ее низводить.
— Ты хочешь сказать «изводить»? — переспросил
Малыш.
Такие глупые придирки Карлсон не мог стерпеть:
— Если бы я хотел сказать «изводить», я так бы и
сказал. А «низводить», как ты мог бы понять по самому слову, — значит
делать то же самое, но только гораздо смешнее.
Малыш подумал и вынужден был признать, что Карлсон прав.
«Низводить» и в самом деле звучало куда более смешно.
— Я думаю, лучше всего начать с низведения
плюшками, — сказал Карлсон. — И ты должен мне помочь».
Ну, а хуже всего было то, что фамилия его отца, а значит, и
его собственная, как раз кончалась на «сен»! Из него никогда не выйдет ничего
путного! Вот горе-то! Но родился он, казалось ему, не хуже других; иначе и быть
не могло.
Ганс Христиан Андерсен
Ребенок слишком любит нас, чтобы сознательно мстить нам за
то, что мы, мягко говоря, не самые «задачливые» родители. Поэтому в знаменитой
сказке Астрид Линдгрен Малыш мечтает о родителях, которых нет, которые куда-то
уехали, то есть об «идеальных родителях», которыми мы могли бы для него стать,
но которыми так и не становимся. И мстит он тоже не нам, а некой «фрекен Бок»,
которая появилась «вместо мамы», и не сам, а с помощью выдуманного им друга —
своего милого, в меру упитанного и в самом расцвете сил альтер-эго… Вот такая
психоаналитическая загогулина. И если уж говорить начистоту — разве фрекен Бок
не заслужила того, как с ней обошлись? И может быть, нам, родителям,
действительно имеет смысл посмотреть на себя в зеркало? Не слишком ли мы
напоминаем своим поведением ту самую фрекен Бок?..
«Фрекен Бок побагровела от злости.
— Что за идиотская шутка! — заорала она и снова
кинулась к окну. — Наверно, это кто-нибудь из верхней квартиры забавляется
тем, что крадет у меня плюшки и швыряет сюда пятиэровые монетки.
— Над нами никого нет, — заявил Малыш. — Мы
живем на верхнем этаже, над нами только крыша.
Фрекен Бок совсем взбесилась.
— Ничего не понимаю! — вопила она. —
Решительно ничего!
— Да это я уже давно заметил, — сказал
Малыш. — Но стоит ли огорчаться, не всем же быть понятливыми».
«Не всем же быть понятливыми»… По-моему, гениальная фраза,
если учесть, что ее автор — ребенок, а адресат — его воспитатель. Впрочем, мне
кажется, если мы очень захотим и постараемся, то понять своего ребенка мы
сможем. И тогда ему не придется изобретать «Карлсона, который живет на крыше»,
чтобы нас «низводить».
Я очень на это надеюсь…
Глава первая
Тайна "серых клеточек", или чего ждать от детского мозга
Когда я только начал консультировать родителей, обращавшихся
ко мне с «детскими вопросами», я неизменно попадал в потрясающе неловкую ситуацию:
что-то рассказываю, объясняю, втолковываю родителям, а они смотрят на меня, как
на умственно отсталого, и всем видом выказывают свое несогласие. Пытаюсь
подступиться так, эдак — никакого эффекта. А переходим к конкретным примерам,
обсуждаем какие-то детали, формируем новую модель их взаимодействия с ребенком
— и все нормально, понимают, принимают, практикуют и получают весьма неплохие
результаты. Но «прорыва» все равно нет, а хочется именно прорыва — чтобы у
родителя изменилось само отношение к ребенку. Тогда ведь все сразу пойдет на
лад! Но не получается… В чем же дело?
Однажды на такой консультации, уже не зная, как втолковать
маме десятилетнего мальчика, что ее требования к ребенку, мягко говоря, слегка
завышены, я, порядком вымотанный, начал рассказывать ей про процессы
миелинизации в головном мозгу… Можете представить себе степень моего отчаяния!
И вдруг лицо мамы рассеялось. Словно чудо какое-то! Я спрашиваю — в чем дело,
что случилось? А она смотрит на меня восторженно и говорит: «Боже, я только
сейчас поняла, что он ко многому еще просто не готов!» Мое состояние,
изначально, как оказалось, легкого шока, теперь достигло своего апогея. «А
разве мы не об этом все время говорили?» — спросил я, будучи в полнейшем
недоумении. «Нет, об этом мы не говорили!» — твердо заявила мама. Хе-хе…
