— Отвечай! Ты переспала с ним в ту же ночь?
— Нет!
— Сначала со мной. Потом с ним. С мужчиной, который ждал тебя. С твоим любовником. Ты оставила меня ради него. Твое тело еще хранило тепло моего тела, губы распухли от моих поцелуев…
— У меня нет любовника. И никогда не было. Я вообще не спала с мужчиной до того…
Она застонала и стиснула губы. Но было уже поздно. О боже, слишком поздно!
Последовало молчание. В душной комнате тикали часы, отсчитывая секунды. Анджела отвернулась и закрыла глаза. Когда прошла целая вечность, Филипп хриплым шепотом произнес:
— Хочешь сказать, что этот ребенок от меня?
Еще можно солгать. Сказать, что она оговорилась или что ее неправильно поняли.
— Анджела… — Филипп повернул ее лицом к себе. — Анджела… Посмотри на меня.
Она покачала головой. Тогда он взял ее за подбородок и заставил поднять лицо.
— Мне нужна правда, — негромко сказал он. — И ты скажешь ее. Либо здесь, либо в суде. Выбирай. Ты беременна от меня?
Она знала, что Филипп не шутит. Угроза была реальная. У Анджелы свело живот. Именно этого она и боялась.
И это случилось. Так какая разница? Едва Филипп узнает правду, как перестанет нести вздор о человеке, который заставил ее расхлебывать кашу в одиночку. И слава богу. Стоит ему понять, что Анджеле от него ничего не нужно, как он уйдет и оставит ее в покое.
— Отвечай! — рявкнул Филипп. — Это мой ребенок?
Анджела сделала глубокий вдох и сказала:
— Да.
Отличительной чертой семейства Томлинсонов было то, что братья и сестры росли вместе и знали друг друга почти так же, как себя самих.
Хотя почему «почти»? — думал Филипп, сидевший напротив Грега в сиднейском ресторане. Например, Джон и Грег знают меня лучше, чем я себя сам.
Было приятно сидеть с братьями в баре, рассматривать женщин и оценивать их по шкале СРМ. Правда, Джон больше в такие игры не играл, но было время, когда стоило женщине пройти мимо их столика, как братья смотрели друг на друга, оценивая ее воздействие на их либидо.
Однако бывали мгновения, когда один из них меньше всего на свете хотел, чтобы кто-нибудь видел его насквозь.
В данный момент Грег изо всех сил старался понять, что происходит в мозгу Филиппа. Об этом говорил блеск его глаз. Пока ему не удалось докопаться до истины, но лишь потому, что факты были слишком невероятными. Поэтому Грег пытался развеселить брата и рассказывал какую-то историю. Грег обладал хорошо подвешенным языком и чувством юмора; это означало, что рассказ будет и занимательным, и смешным.
Конечно, если слушатель находится в нужном настроении.
Но такого настроения у Филиппа не было.
Да и откуда ему было взяться? Его жизнь больше никогда не будет прежней. Он все еще пытался осмыслить происшедшее. Но сомневался, что это ему удастся.
Анджела Чанг беременна.
Нет. Можно подумать, что она сделала это сама. Ничего подобного. Как гласит старая поговорка, для этого нужны двое.
Он заставил Анджелу забеременеть. Забеременеть! Черт побери, как он позволил этому случиться?! Филипп спал с множеством женщин и всегда пользовался презервативом. За исключением старых связей, когда хорошо знал свою любовницу и был уверен, что та применяет собственные средства. Это диктовалось простым здравым смыслом.
Он сделал глоток холодного эля.
Что случилось в ту ночь? Куда исчез его здравый смысл? Стоило ему увидеть Анджелу, как ум тут же зашел за разум. Но это не оправдание. Ему не семнадцать лет, когда человеком верховодят гормоны…
— …И тут принц сказал: «О'кей, Томлинсон. По рукам. Я ставлю на кон мой „мазератти“». — Грег усмехнулся. — Догадываешься, что я ему ответил?
Филипп посмотрел на брата. О чем тот говорит? Что делать? Может быть, улыбнуться и пожать плечами?
— Понятия не имею, — весело сказал он.
Прием сработал. Грег кивнул и продолжил рассказ. А Филипп снова подумал о Анджеле.
Он никогда не ложился в постель так быстро. Раньше Филипп свысока смотрел на профессоров и практикующих врачей, путавшихся со студентками; это было слишком легко и просто. А тут…
Он не успел опомниться, как Анджела оказалась в его объятиях.
По дороге от автостоянки к номеру гостиницы Филипп спросил, принимает ли она таблетки. Или что-то в этом роде. Тогда его мозги еще работали.
Она сказала «да», и он подумал… он подумал…
Ни о чем он больше не думал. Дело зашло слишком далеко. Их губы слились, тела горели огнем. Когда Филипп раздевал Анджелу, целовал ее нежные округлые груди и раздвигал золотистые бедра, его сердце стучало как сумасшедшее.
— Филипп, что с тобой?
Он заморгал. Грег пристально следил за ним. Голубые глаза брата напоминали два лазера.
— Ничего. Все в порядке.
— Секунду назад мне казалось, что это не так.
— Все в порядке, малыш. Ей-богу. — Филипп откашлялся и сделал вид, что осматривает ресторан. — Где официант? Пора подавать следующее блюдо.
Грег кивнул.
— Хорошая мысль.
— Так, значит, принц поставил на кон свою машину и…
— Нет. Я сказал, что он предложил поставить ее на кон. — Грег прищурился. — Братец, ты меня не слушал.
— Конечно, слушал. Этот малый, с которым вы играли, хотел поставить на кон свой… э-э… «порше».
— Не «порше», а «мазератти».
— Верно. «Мазератти». А ты сказал…
— Что я сказал?
Блестяще. Они договорились об этом обеде несколько недель назад, когда брат позвонил и сообщил, что прилетит в Сидней по делам. А вместо обеда получился пшик.
Будь у него такая возможность, Филипп отказался бы от встречи. Но это вызвало бы целую лавину неудобных вопросов.
— Валяй, братец, — лениво протянул Грег. — Если ответишь правильно, за обед плачу я. Так что я сказал?
Филипп мысленно бросил монету и ринулся напролом.
— Ты сказал «нет».
— Я был прав. Ты меня не слушал. С таким же успехом ты мог находиться на другой планете.
— Прошу прощения. Я не подозревал, что это заденет твое самолюбие.
— Не бери в голову, Филипп. Что-то случилось. И я хочу знать, что именно.
— Ничего. Обычная запарка на работе…
— Сделай еще одну попытку.
— Что мне сделать? Вспомнить детство и сказать: лопни мои глаза, если вру?
— Все равно не поверю. Кончай, Филипп. Вранье не поможет. Я вижу тебя насквозь.
— Если так, ты должен видеть, что все в порядке.