Скорее всего, тем и закончится.
Филипп посмотрел на часы. Половина четвертого. Для жителя Сиднея разгар ночи, а для островитянина, жизнь которого подчиняется приливам и отливам, — начало трудового дня. Скоро из порта выйдут траулеры, за которыми последуют шаланды рыбаков и лодки любителей посидеть с удочкой.
А он будет заперт в доме с женщиной, которая ненавидит его, и пытаться понять, что с ней делать.
Точнее, что делать с собственной жизнью…
Свежий ветер трепал штору и охлаждал разгоряченное тело. Филипп вздрогнул и закрыл окно. В доме было холодно, хотя ради Анджелы он включил отопление.
Тепло ли ей? Он постучал в дверь и сказал, что в шкафу лежат запасные одеяла, но обратила ли она внимание на его слова?
Может быть, постучаться к ней еще раз и спросить, все ли в порядке? Может быть…
Тьфу, идиот!
Его жена не ребенок. Может сама о себе позаботиться. Если Анджеле понадобится еще одно одеяло, она его найдет. Если их разделяет всего одна стена, это еще не значит, что он должен думать о ней день и ночь. В Сиднее хозяйская спальня и спальня для гостей находятся на разных этажах. Возможно, там ему будет легче…
Кому он морочит голову? Он и в Сиднее часами лежит без сна, гадая, что будет, если открыть дверь, войти к ней в комнату и сесть на кровать.
Он прекрасно знал, что будет. Анджела встретит его как принцесса, похищенная драконом. Поэтому Филипп вставал и принимал ледяной душ.
В общем, паршивее некуда.
Нет, есть куда. То, что он делает сейчас, еще хуже. Расхаживает по комнате, предается эротическим фантазиям и проклинает себя за то, что привез ее сюда.
Хватит!
Филипп достал из ящика свитер, надел его, застегнул джинсы, напялил старые мокасины, вышел в коридор, миновал дверь Анджелы, на лестничной площадке повернул ручку термостата и спустился на кухню.
9
Холод каменных плит проникал через подошвы. Может, вернуться и надеть носки? Нет. Придется снова пройти мимо двери Анджелы, а ему этого не хочется.
Просто не стоит ее беспокоить.
Наверно, следует выпить чего-нибудь горячего.
Не зажигая света, он достал толстую белую кружку и налил туда кофе, сваренного после обеда. Для Анджелы был заварен травяной чай, но, конечно, она отказалась его пить.
С какой стати ей хотеть травяного чаю, если она не хочет его ребенка?
Нет, подумал он, сунув кружку в микроволновую печь, это неправда. Она хочет ребенка. Просто не хочет считать его общим.
На экране загорелись цифры. Филипп открыл дверцу прежде, чем успел прозвучать звуковой сигнал. Он обхватил кружку ладонями, сделал глоток и почувствовал, что по его жилам потекло тепло.
Уф, полегчало…
С кружкой в руках он медленно прошел в гостиную и остановился у окна.
Приближался рассвет. Луна садилась, звезды поблекли. Над океаном клубились облака. Прекрасно. День будет сырым и пасмурным. Под стать его настроению.
Если Анджела не проснется к шести часам, он постучит к ней в дверь. Но не для того, чтобы выяснять отношения. Чем скорее они уберутся отсюда, тем лучше.
Филипп пошел к лестнице, однако вспомнил про дверь Анджелы и передумал. Возвращаться к себе не имеет смысла. Лучше устроиться внизу и дождаться рассвета.
Он пошел в свою любимую оранжерею, построенную одновременно со стеклянным куполом. Филипп долго ломал себе голову, как это сделать. Дом, суровый по очертаниям, но изящный, был построен почти двести лет назад капитаном китобойного судна. Тогда здесь еще промышляли китов…
Искажать внешний вид не следовало, но Филиппу хотелось видеть море и небо одновременно. Мысль была абсурдная, однако когда он поговорил с архитектором, тот улыбнулся и кивнул. Да, имеет смысл.
В таких домах оранжерей не устраивали, но архитектор все же сумел выкроить нужное пространство. В оранжерее были дощатый пол, стеклянные стены и стеклянная крыша. Мебель здесь стояла самая простая: диванчик, пара стульев и кофейный столик. Украшением комнаты был старинный телескоп.
В хорошую погоду отсюда можно было следить за китами. От этого улучшалось настроение.
Дверь оранжереи была закрыта. Но Филипп был готов поклясться, что не закрывал ее. Он повернул ручку…
И столкнулся со своей обожаемой женой.
Анджела негромко вскрикнула. Филипп отпрянул. Горячий кофе брызнул ему на руку.
Он пробормотал несколько слов, которые джентльмены при дамах не произносят.
Анджела обхватила рукой ворот рубашки.
— Стучаться надо!
— Нет, надо зажигать свет!
— Ты напугал меня до полусмерти.
— А я получил ожог второй степени. Если бы ты включила свет, я бы тебя увидел.
— Ты сам крался в темноте… — Она запнулась. — Чем ты обжегся?
— Кофе, — лаконично ответил Филипп. — И вовсе я не крался… — Он нахмурился. — Ты в порядке?
— Тебе интересно, что чувствует человек, попавший под грузовик?
Он вздохнул.
— Я не хотел тебя пугать.
— А я не хотела тебя обжигать. — Анджела сделала паузу. — Где?
— Неважно. Это пустяк.
Она зажгла настольную лампу. На ней была одна из его рубашек, застегнутая сверху донизу и доходившая до середины бедер. Тонкий хлопок слегка обтягивал выпуклый живот.
Неужели беременная женщина в мужской рубашке может выглядеть сексуально?
Еще как может…
— Где? — снова спросила она.
Филипп захлопал глазами.
— Что?
— О господи! Где ожог?
Вот здесь, подумал он. Внутри.
— Пальцы. Ничего страшного.
Анджела схватила его за руку и осмотрела ее, как старатель, ищущий золото.
— Ничего нет.
Он кивнул.
— Я так и сказал.
— Ты сказал… — Она перевела дух. — Ладно. Раз так, то…
Анджела хотела прошмыгнуть мимо, но Филипп поймал ее за руку.
— Куда ты?
— Наверх. Спать. А что еще человеку делать в разгар ночи?
— Не знаю, — протяжно ответил он. — Может быть, спуститься в оранжерею, потому что не можешь уснуть. — Его пальцы сжались. — Или пойти на кухню и выпить кофе. А ты как думаешь? Почему два человека страдают бессонницей и бродят по дому как привидения? — У него приподнялись уголки рта.
Анджела покраснела.
— Я всегда плохо сплю после сильного переутомления.
— Черт! — Улыбка Филиппа тут же угасла. — Конечно, ты переутомилась. Это я виноват.
