— Все следишь за мной, мент?..
Он вскинул голову и не сразу даже рассмотрел ее из-за бьющего в глаза солнца. Только темный безликий силуэт, склонившийся к нему, и этот дурманящий запах. То ли духи, то ли мыло, а может, просто запах ее тела.
— Ч-что вы сказали? — не сразу сумел справиться он с волнением.
Она промолчала, обогнула машину спереди и, открыв дверцу, уселась рядом с ним.
Никогда не думал Николаев, что близость женщины может так повлиять на него. Сердце забилось где-то в горле. Ладони, сжимающие руль, сразу вспотели. А язык… Язык просто отказывался повиноваться.
— Так что тебе от меня нужно? — Ксения закинула ногу на ногу и полезла в сумочку за сигаретой. — Как женщина я тебя не интересую. В прошлый раз ты мне ясно дал это понять.
— Ну и?… — неопределенно буркнул Роман, пожалев о своем опрометчивом заявлении.
— Это я у тебя спрашиваю — ну и?! Долго ты будешь за мной по пятам ходить? — Длинным тонким пальцем она стряхнула пепел в открытое окно. — Куда ни повернусь — всюду ты! В клинике покоя не давал своими дурацкими вопросами. Хотя я сама была пострадавшей и даже, может быть, более чем…
Она на мгновение замолчала, и Николаев отметил, как по лицу ее пробежала едва заметная тень. Отчего-то это его укололо.
— Сейчас тебе что от меня нужно? — Она выбросила недокуренную сигарету на улицу и пристально уставилась на него.
— Убит твой сосед, — неопределенно протянул он, как завороженный глядя в бездонные глаза напротив.
— И что?! Сейчас на его жилплощади его сынок-придурок поселился. Так скажу тебе — оторва еще та! Войну мне негласную объявил…
— То есть?! — вскинул бровь Николаев и опять удивился непонятному чувству, ворохнувшемуся внутри. Ощущение это было чем-то сродни желанию защитить ее, и это не могло не настораживать.
— Да так… Пакости разные друг другу делаем. — Она устало махнула рукой, и во всем ее облике ему почудилась какая-то обреченность. — Я к тому веду, что, если с этим молодым козленком что-нибудь случится, опять меня обвинишь?
Подобный вопрос никогда бы не вызвал в нем замешательства, сиди рядом кто-нибудь другой. Но сейчас…
— Посмотрим… — последовал его более чем лаконичный ответ.
— Вот-вот. Я так и думала… — Она тяжело вздохнула. — А почему бы вам всем не оставить меня в покое? Это ведь единственное, о чем я прошу все последнее время. Разве это так много?..
— Да нет, просто… — Он замялся.
— Что?! Ну что?! Ты тоже будешь говорить мне о том, что мне хотят помочь?! Что люди вокруг честны и бескорыстны, и я, дрянь неблагодарная, должна быть просто счастлива?! Так?
— Ну что-то вроде этого. — Николаев заерзал на месте, почти физически ощущая силу ее неприязненного отношения ко всем дары приносящим.
— А мне этого не нужно! — Она сверкнула глазами и взялась за ручку двери. — Потому что я никому из вас не верю. И перестань ходить за мной!..
Она ушла, хлопнув дверью. А он остался сидеть, невидящими глазами глядя перед собой. Сил и желания завести машину и уехать отсюда куда глаза глядят просто не было. Жуткая пустота, горечь и что-то еще, отдаленно напоминающее одиночество, затопило Николаева изнутри. Затопило настолько сильно, что он впервые за всю свою жизнь почувствовал, как болит сердце…
Настойчивый звонок в дверь прервал плавное течение его невеселых мыслей, и Николаев нехотя поднялся с кровати.
Леня Усачев ворвался в квартиру как смерч и сразу ринулся на кухню.
— Что ты там хочешь найти? — насмешливо приподнял бровь Роман.
— Пожрать ничего нет? Я позавтракать не успел. — Леня обескураженно разглядывал пустые полки холодильника. — Так… В магазине ты еще не был.
— Я нигде еще не был. Я спал…
— Да?! — Усачев хлопнул дверцей холодильника и с протяжным стоном опустился на табуретку в углу. — Так время-то уже обеденное!
— И что? Часто мне выспаться доводится? Чаю хочешь? — Николаев поставил чайник на плиту и добавил: — Правда, без сахара, но с печеньем.
— Давай, — без особого энтузиазма промямлил Леня и потянул из хлебницы полузасохший кусок черного хлеба. — Вот дожил! Хлеба и того нет. Жениться тебе надо, гражданин начальник. Ой, жениться надо…
— Зачем? Ты вот женат, а по моим хлебным полкам шаришь, — не без ехидства хмыкнул Роман, ополоснув пару чашек и ставя их на стол. — Не вижу преимуществ…
— Это ты зря! — Леня хитро прищурился. — В семейной жизни масса преимуществ. А что по твоим полкам шарю, так это в силу объективных причин. И одна из них — это мое ночное дежурство.
— Иди ты, — беззлобно огрызнулся Николаев и закурил. — Как там у вас?
— Ты знаешь, все тихо. Будто все бандиты и убийцы решили сегодня вместе с тобой отдохнуть. Я потому и сорвался к тебе. Дай, думаю, проведаю шефа. — Вид у Усачева сделался совсем уж загадочный. — Слышь, Ром… А может, тебе и вправду жениться?
— Ага… Завтра… Только невесту подгони.
— Так есть вроде бы… — Леня заерзал от нетерпения и, стараясь как можно деликатнее донести до Романа свою мысль, осторожно проговорил: — Она мне вроде тоже…
— Что тоже? — Взгляд Николаева сделался жестким.
— Ну… нравится… Красивая…
— А кто?
— Да ладно тебе! — Он сорвался с места к засвистевшему на плите чайнику. — Что мы, дураки, что ли?! Не видим, как ты мучаешься?!
— Ах вон оно что?! — С силой вдавив окурок в пепельницу, Николаев встал и железно отчеканил: — Я вас всех, мать вашу, премиальных лишу, если услышу еще что-нибудь подобное! Ишь, сваха какая выискалась! Это они тебя ко мне командировали?! Я вас…
Он принялся метаться по кухне, размахивая руками и рассыпая угрозы в адрес сердобольных сотрудников. Его гневные речи, может быть, и возымели бы действие, не выгляди он так комично в тапочках на босу ногу и в трусах. Украдкой улыбаясь, Леня словно ничего не замечал. Заварил молча чай. Разлил его по чашкам и, отыскав на верхней полке шкафа сахарное печенье, выложил его в вазочку.
— Прошу вас! — Приглашающе вытянув обе руки в сторону стола, Усачев как можно виноватее поглядел исподлобья на шефа.
— Ишь! Распустились! — напоследок вымахнул в стол кулак. — О судьбе моей пекутся! А что раскрываемости нет по району, так это у меня голова должна болеть? Чего скалишься?!
— Я?! — Леня приложил руку к сердцу. — Я скалюсь?! Да разве ж я посмел бы, гражданин начальник?!
— Гад ты, Ленька! — в сердцах выдал ему Роман и все же попытался улыбнуться. — Пользуешься тем, что мы друзья с тобой… А то послал бы я тебя…
Усачев шумно втянул в себя чай, откусил печенье и, поняв, что основная часть прений, самая гневная, уже миновала, вкрадчиво спросил:
