Марион замерла. Ее глаза остановились на массивном лице с кожей оливкового цвета. Теперь ей стало понятно, почему этот человек показался ей знакомым!
Георгиес и Андрос — сводные братья, но у обоих, несомненно, есть сходство, несмотря на значительную разницу в возрасте. Она должна была сразу догадаться, кто этот человек.
Янаки взял руку Марион, и она вздрогнула от его прикосновения. Крепкие загорелые руки сжали ее ладонь. Да отпустит ли он когда-нибудь ее руку? Похоже, этот человек вообще ничего не выпускал из своих рук. Их взгляды встретились. Рассматривая Янаки, Марион сделала заключение, что у него тяжелый характер. Желчный, упрямый, агрессивный. С ним непросто иметь дело, а тем более чувствовать к нему симпатию. Он как бы готовится к атаке, подумала Марион. Однако она смутно ощутила за грубоватым обличьем хитрость и лукавство. Ей вспомнился гневный блеск в его глазах, когда отец жадно смотрел на жену Георгиеса. Да, этот человек кипит бешенством, но достаточно коварен, чтобы скрывать свои чувства.
— Очень рад с вами познакомиться, Марион. Надеюсь, вы позволите мне называть вас по имени? Вы удивительно похожи на вашего отца. У меня такое чувство, будто мы уже давно знакомы. И вы, должно быть, одного возраста с моим сыном Джозефом. Вот он, перед вами. — Янаки-старший доброжелательно улыбнулся, но поверить в его искренность было трудно. Тем не менее Марион изобразила подобие улыбки на своем лице. Невероятно! Она против своей воли подпала под обаяние этого человека.
Еще одна общая черта у сводных братьев: оба умеют быть обаятельными, подумала Марион. Только у Андроса обаяние искреннее, проникнутое теплом, а у Георгиеса, наоборот, чисто внешнее. В этом она не сомневалась.
— Марион, — пробормотала девушка, бросив взгляд на молодого человека. Значит, она была права — это действительно его сын.
— Какое чудесное платье. И этот цвет так идет вам! — произнес женский голос с сильным акцентом.
— Моя жена Стефания, — сказал Янаки-старший, отпустив наконец руку Марион. Женщины обменялись рукопожатием.
Стефания улыбнулась Марион такой же томной улыбкой, которую только что подарила Джеффри Бреннону.
— Я всегда завидую английским женщинам. Перед ними не стоит вечная проблема, как спрятаться от избытка солнца, которое портит нам кожу, награждает морщинами и старит прежде, чем мы достигаем среднего возраста. У нас солнце — враг женщины.
— Зато у вас не идут дожди! — улыбнулась Марион в ответ.
— Вы, англичане, всегда жалуетесь на погоду у себя дома, но дождь так благотворно действует на кожу, что мне остается только пожелать, чтобы он в Греции шел каждый день!
— Случись подобное, вы бы воздержались от таких пожеланий, — сухо заметила Марион. — Во всяком случае у вас чудесная кожа, и я хотела бы иметь загар вашего оттенка.
— Спасибо. — Стефания улыбнулась. Было видно, что она привыкла к комплиментам и принимала их как должное.
С гладкой, отливающей легким золотистым загаром кожей, почти лишенной морщин, Стефания могла бы сойти за особу любого возраста между тридцатью и пятьюдесятью.
Молодой человек, стоявший рядом, произнес:
— Моя мать никогда не бывает на открытом солнце. Она надевает шляпу всякий раз, когда выходит на солнцепек, и использует множество защитных лосьонов, но у нее всегда такой цвет кожи, природный.
Марион посмотрела на юношу, и ее сердце екнуло. Джозеф напомнил ей Андроса.
Черные волосы молодого человека красиво вились, в то время как у Андроса они были прямые. В лице его не было той суровости и мужественности, но сходство было несомненное. И конечно, он был также обаятелен. Причем у Джозефа обаяние сочеталось с сердечным теплом и добродушным юмором.
— Я много слышал о вас, — сказал он, и глаза Марион широко раскрылись от удивления.
— От кого? — спросила она удивленно.
Неужели Андрос рассказывал о ней?
— Разумеется, от вашего отца.
Марион явно была разочарована.
— Ну, понятно. Глупый вопрос, — притворно улыбнулась она.
Чего это ради Андрос стал бы упоминать ее имя в разговоре с племянником?
Джозеф посмотрел вокруг. Присутствующие были поглощены игрой. Атмосфера напряжена. Молодой человек поморщился.
— Дикая скука, верно? Почему нам не пойти куда-нибудь? Я знаю один ночной клуб неподалеку отсюда. Там можно потанцевать. Познакомитесь с моими друзьями, если захотите. Они все там будут сегодня вечером.
Глаза Марион загорелись.
— С удовольствием!
Но тут же улыбка померкла, и она с опаской посмотрела на отца. Тот не бывал в ночных клубах. Ему не нравилась громкая поп-музыка, да и вообще он не относился к числу любителей ночной жизни. Марион даже не рассчитывала на его согласие.
Однако вопреки ее ожиданиям он подхватил идею.
— Отличная мысль, почему бы нам не устроить веселую ночь? — сказал он, широко улыбнувшись.
— У вас здесь тоже квартира? — поинтересовалась Марион, когда они вышли из казино.
Он покачал головой.
— Мы воспользовались любезностью одного из друзей и получили возможность пожить здесь в течение месяца. А ваш отец говорил, что вы только что кончили колледж. Вы уже устроились на работу?
— Да, в Лондоне, на фирме отца, в отделе маркетинга и общественных связей. А вы чем занимаетесь?
— Тоже работаю у своего отца.
Они улыбнулись друг другу.
— То есть мы оба используем родственные связи, — заключила Марион, и оба рассмеялись.
— Я сейчас в отделе учета, — пояснил Джозеф. — Я получил диплом экономиста в Соединенных Штатах. Но когда-нибудь придет время взять на себя ведение компании, поэтому я перехожу с должности на должность, пока не разберусь, как работает вся система.
— Ну что ж, это разумно! Надеюсь, мне предстоит нечто подобное, хотя экономика меня мало привлекает.
Марион состроила рожицу, чем рассмешила Джозефа.
— Никому не дано преуспеть во всем. Наверное, у вашего отца и без вас хватает экономистов, а дочь у него одна.
— Верно, — согласилась Марион, уже не в первый раз задумываясь о своих отношениях с отцом. Он, должно быть, всегда хотел иметь сыновей — наследников своего бизнеса. Сожалел ли он, что родилась она, а не мальчик? И не потому ли в глазах отца всегда холод, когда он смотрит на дочь?
Ночной клуб выглядел сверхсовременно. Неоновая вывеска то и дело вспыхивала в темноте. Звучала самая популярная музыка. Диск-жокей оказался мастером своего дела. Он свободно говорил то по-английски, то по-французски, острил, чередуя английские и французские мелодии. Танцевальная площадка подсвечивалась снизу, свет пробивался сквозь облака табачного дыма, и на лицах танцующих отражались мелькающие блики.
