По странной случайности одно из наблюдений этой женщины касалось маков. Не живых, а тех бумажных или пластиковых цветов, которые обычно продают перед Днем памяти погибших, чтобы собрать деньги в фонд помощи ветеранам. В ноябре многие люди прикрепляли их к лацканам своих пальто, и целые венки из них возлагались к военным мемориалам по всей стране. Создавалось впечатление, что такие маки кто-то оставил у останков «Ланкастера». Диану это не удивило, потому что эти обломки тоже были своего рода военным мемориалом. Но в отчете было указано, что маки были оставлены совсем недавно, несмотря на то что на улице был январь и День памяти погибших давно прошел.
Казалось, что это не очень важно, но Фрай знала по собственному опыту, что такие детали, если на них наткнуться в нужное время, могут впоследствии сослужить важную службу. Она подчеркнула фразу о маках красным карандашом и продолжила чтение отчета, когда зазвонил ее телефон.
С делом Теннент в руках девушка вернулась к своему столу. Оператор извинилась и сказала, что ей сообщили, что сержант Фрай все еще в здании, – так что не могла бы она ответить на только что раздавшийся звонок.
– А кто звонит? – спросила Диана.
– Сержант Кодвелл из полиции МО.
– Хорошо, соедините.
На минуту Фрай подумала, что Кодвелл и Нэш живут в одной гостинице с Элисон Моррисси, но потом вспомнила, что им подобрали более бюджетный вариант, скорее всего, «Приют путешественника».
– Все еще трудитесь? – сказала Джейн Кодвелл, когда ее соединили с Дианой. – Мне здорово повезло.
– Чем я могу вам помочь? – поинтересовалась Фрай.
– Понимаете, гостиница мне быстро надоела, а в самом городе заняться нечем, так что я попросила портье принести мне местные газеты. И нашла в них кое-что интересное.
– Да, они много пишут об этом неопознанном теле, – согласилась Диана. – И как всегда, боюсь, масса вымыслов.
– Все верно. Но не только это. Пишут о том, что у вас здесь нашли замерзшую до смерти женщину.
Фрай посмотрела на дело, которое все еще держала в руке.
– Мари Теннент, но…
– А потом еще пропавшая малышка и все такое. Вам приходится непросто. И останки младенца возле обломков самолета. В газетах об этом не говорится, но мне кажется, что вы связываете эти два происшествия.
– Да. Мы почти уверены, что младенец был ребенком Мари Теннент.
– Понимаю, – сказала Джейн и немного помолчала, а когда она заговорила снова, ее голос изменился. Диана легко представила себе, как она улыбается. – Сержант Фрай, я хочу попросить вас об одолжении. Я буду вам очень благодарна, если вы пришлете мне копию дела Мари Теннент.
– А зачем оно вам?
– Да просто захотелось почитать, – ответила Кодвелл беспечным голосом, а потом, почувствовав, что ее собеседница колеблется, добавила: – Обломки самолета. Вы понимаете, что это собственность Министерства обороны? Здесь есть наш интерес. И мы имеем право получить все объяснения. Строго говоря, вы обязаны были поставить нас в известность, прежде чем предпринимать какие-то действия. Но я думаю, что нам не стоит спорить по этому поводу.
– Как только смогу, я пришлю копию вам в гостиницу, – пообещала Фрай.
– Большое спасибо. Через час будет в самый раз.
Диана повесила трубку и еще раз внимательно просмотрела дело Теннент. Нахмурилась, наткнувшись на фразу о маках, которую сама же и подчеркнула, а потом пожала плечами. По крайней мере, это займет сержанта Кодвелл на какое-то время.
***
С того момента, как он переехал с фермы, прошел всего день, а Бену уже казалось, что он переживает самый тяжелый период в своей жизни. Высадив Диану Фрай на Уэст-стрит, констебль пешком прошел через центр города к дому для престарелых «Олд скул». Он обещал матери, что будет приходить к ней чуть ли не каждый день, и честно старался выполнять это свое обещание, даже несмотря на то, что она не понимала, что он ее навещает.
В конце свидания ему было трудно уйти, но Бен заставил себя вспомнить, что у него теперь есть свой собственный дом. Правда, пока это была просто малознакомая дверь на Уэлбек-стрит и темная пустая квартира, и только присутствие в оранжерее толстого кота-бездельника как-то скрашивало его существование.
Возвращаясь домой, Купер поймал себя на том, что стоит на Клаппергейт – пешеходной зоне на углу Хай-стрит. Это было то место, которое он старался обходить стороной. Обычно он поднимался по холму и выходил на Клаппергейт со стороны Бэк-лейн, или проходил на нее через торговый район. В этом случае ему не надо было проходить мимо клумбы, которую садовники из муниципалитета весной засаживали нарциссами. А значит, не надо было читать мемориальную табличку на скамье, которая стояла рядом с клумбой.
Но сегодня Бен сильно задумался, да и засыпанная снегом улица выглядела совсем по-другому. Клумба была наполовину скрыта под снегом, на который прохожие уже успели набросать пустые бутылки и упаковки из «Макдоналдса», создав таким образом спонтанное произведение современного искусства. Так Купер оказался прямо рядом со скамьей и уставился на мемориальную табличку, как будто это был метеорит, упавший с неба у него под самым носом. Бен понял, что находится всего в нескольких шагах от входа в «Вайн Инн» и того места, где свернувшаяся кровь испачкала каменные ступени.
Сегодня табличка была чистой и блестела на солнце, но ему рассказывали, что иногда вандалы рисовали на ней граффити красной краской. На самой табличке было написано: «В память о Джозефе Купере, сотруднике полиции Дербишира, который погиб при несении службы рядом с этим местом». Потом стояла дата – тот день в ноябре, чуть больше двух лет назад, когда сержант Купер был затоптан насмерть группой юнцов, которые были недовольны тем, что он попытался арестовать одного из них.
Бен подумал, что его отец, наверное, был бы доволен такой смертью. Он никогда не хотел быть одним из тех стариков, которые медленно угасали на пенсии, лишенные всякого смысла в этой жизни. Констебль был уверен, что его отец испытывал ужас перед самим словом «пенсия». Он не мог смириться с тем, что потеряет всю свою нужность и исчезнет так тихо, что никто этого не заметит. А так сержанта Джо Купера навсегда запомнят таким, каким он был в день своей смерти, потому что этот текст обеспечивает ему память потомков. Смерть принесла ему бессмертие.
Купер-младший отвернулся от скамьи и посмотрел в сторону Хай-стрит. По тротуару в его сторону шли четыре женщины. Они двигались медленно, широко, как ковбои, расставляя ноги. Их шапки были глубоко надвинуты на глаза, а руки висели вдоль туловища под тяжестью раздувшихся пакетов с покупками. Перед женщинами по тротуару ползли длинные тени, которые они отбрасывали из-за светящих им в спины витрин магазина «Маркс энд Спенсер». Был период январских распродаж, и магазины на Клаппергейт работали даже по воскресеньям. Сейчас женщины двигались в сторону автобусной остановки, чтобы отправиться или в новый район Девоншир, или на террасы Андербэнка.
