Конечно, ничего этого она не сделала. Просто шла себе дальше, думая о версии Сэди Спэрроу. Наверняка той стало известно о втором туннеле. Элис ждала, что впадет в панику, но, похоже, в глубине души она смирилась с неизбежным. В конце концов это должно было произойти. Повезло еще, что никто (по крайней мере, до сих пор) не сказал о туннеле полиции. В тысяча девятьсот тридцать третьем году о нем знала не только Элис, но и еще несколько человек: сестры, родители, бабуля Дешиль и няня Роуз, которую пришлось посвятить в тайну той зимой, когда Клементина умудрилась закрыться в туннеле из-за хитроумной защелки.
За водной гладью пруда Серпентайн простирался парк. Глядя на него, Элис всегда вспоминала Вторую мировую войну, когда почти всю территорию парка отдали под огороды. Сейчас эта идея выглядит довольно странно и архаично, как будто голодающий, измученный бомбежками народ можно было накормить урожаем с грядки его королевского величества, но тогда она казалась в высшей степени разумной, даже жизненно важной. Британские парни гибнут в чужеземных краях, по ночам на Лондон сыплются бомбы, немецкие подводные лодки топят суда снабжения, не давая им войти в порт, однако нация не погибнет от голода. Британия выиграет войну, грядка за грядкой.
Несколько лет назад в Имперском военном музее Элис увидела, как двое школьников хихикают над плакатом с изображением Потейто Пита,
[22] хвастающегося, что из него получается отличный суп. Они отстали от одноклассников, и когда учительница их отругала, мальчишка повыше ростом чуть не расплакался. Элис ощутила укол злорадства. Как же так вышло, что по оставшимся параферналиям война кажется вежливой и забавной, хотя на самом деле была безжалостной и несла смерть? Впрочем, люди тогда были другими, более стойкими. Намного меньше говорили о чувствах. Всех с детства учили не плакать, когда больно, уметь проигрывать, не признаваться в своих страхах. Считалось, что, когда настанет час, дети мужественно встретят судьбу. Очень полезные навыки для военного времени – да и для обычной жизни тоже.
Все женщины семейства Эдевейн участвовали в войне. Клемми служила во вспомогательной транспортной авиации, перегоняла для ВВС самолеты с одного аэродрома на другой; Элис водила переделанный из катафалка санитарный автомобиль по разбомбленным улицам; Дебора раздавала задания волонтерам из Женской добровольческой службы. Дебора и Элис уговаривали родителей уехать в деревню, но мать отказалась. «Мы останемся здесь и исполним свой долг, – сказала Элеонор. – По примеру короля и королевы. Правда, дорогой?» Она улыбнулась отцу, который уже болел плевритом (от него вскоре и умер), и папа сжал ее руку в знак солидарности. А потом мама записалась в Красный Крест и ездила на велосипеде по Ист-Энду, оказывая медицинскую помощь женщинам и детям, чьи дома разбомбили.
Иногда Элис представляла город в виде большой карты, исколотой булавками, которые отмечают все места, как-то связанные с ее жизнью. Булавки плотно покрывали карту, налезали одна на другую. Бесчисленные воспоминания откладываются в мозгу, придавая индивидуальность каждой точке на карте. В мироощущении Элис место всегда играло очень важную роль, и она порой задавалась вопросом, как отсчитывают течение времени кочевники. Как можно следить за ходом событий, если рядом нет постоянной величины, которая намного больше тебя и гораздо долговечнее? Возможно, кочевники ничего не отсчитывают и этим счастливы.
Больше всего Элис интриговала бродячая натура Бена. После Первой мировой войны множество людей остались без крыши над головой, и более десяти лет улицы Британии омрачали угрюмые мужчины, которые держали таблички с просьбой о работе или подаянии. Элис и ее сестер учили давать милостыню, когда есть возможность, и не глазеть на несчастных; учили состраданию. Но Бен не походил на бездомных солдат, он сам выбрал такую жизнь – одна временная работа за другой, а из имущества только то, что можно унести в рюкзаке. «Я странник, перекати-поле, – с улыбкой говорил он, пожимая плечами. – Наверное, в роду были цыгане». Для Элис, чья бабушка всегда находила, что сказать о цыганах и бродягах, наведывающихся в лес возле Лоэннета, подобное мировоззрение было совершенно чуждо. Отцовские предки, кровью и потом создававшие империю Эдевейнов, род матери, прочно укоренившийся на участке земли, который они до сих пор зовут своим домом… Элис выросла с ощущением прочности и незыблемости семейной истории. Даже знаменитая история любви Элеонор и Энтони сводилась к спасению и возрождению Лоэннета. Элис всегда считала, что папа поступил ужасно благородно, и полностью разделяла мамину привязанность к «Дому на озере».
Но Бен был другим, и он заставил Элис взглянуть на вещи иначе. Он не желал копить деньги или владеть имуществом. По его словам, ему хватало того, что он мог унести с собой, переходя с места на место. Родители Бена были археологами, работали на раскопках в Юго-Восточной Азии, и он еще в детстве понял, что богатствам, о которых люди мечтают в мимолетном настоящем, суждено исчезнуть, превратиться в прах или лежать погребенными под землей, ожидая, когда ими заинтересуются будущие поколения. Бен рассказывал, что его отец нашел много прекрасных предметов, из-за которых раньше устраивали сражения. «Все кончилось тем, что эти вещи потеряли или выбросили за ненадобностью, а их бывшие владельцы давно умерли… Нет, для меня важны только люди и впечатления. Связь – вот что главное. Электрическая вспышка между людьми, невидимые нити». Элис покраснела от его слов. Она прекрасно понимала, что он имел в виду, и чувствовала то же самое.
Только один раз Элис слышала, как он сокрушался в связи с отсутствием денег. Она тогда испытала неприятные чувства, потому и запомнила. Бен вырос вместе с девочкой, англичанкой пятью годами его старше, чьи родители работали на раскопках вместе с родителями Бена. В свои тринадцать она взяла его, восьмилетнего мальчугана, под опеку; два чужеземца в далекой стране крепко сдружились. «Конечно, я был в нее немного влюблен, – со смехом признал Бен. – Длинные косы, карие глаза… очень красивая». Флоренс (Фло, как звал ее Бен, и ласковая интимность этого имени больно ранила Элис) уехала с родителями в Англию, однако часто писала Бену, и чем больше он взрослел, тем длиннее и задушевнее становились их письма. Семнадцатилетний Бен вернулся в Англию; к тому времени Флоренс вышла замуж, но настояла, чтобы Бен останавливался у нее всякий раз, когда бывал в Лондоне. «Она необычайно великодушный человек, – сказал Бен. – Очень преданная, добрая и всегда готова посмеяться». Правда, с недавних пор для нее с мужем наступили тяжелые времена. Они открыли свое дело, вложили туда все сбережения, работали не покладая рук – а теперь домовладелец угрожает выбросить их на улицу. «У них и без того немало трудностей, – продолжил Бен. – Личные неприятности. Такие хорошие люди, Элис, с очень скромными запросами». Он точил садовые ножницы, когда произнес: «Я бы на все пошел, лишь бы им помочь! В его голосе мелькнула непривычная нотка отчаяния. – Но им нужны только деньги, а у меня ничего нет».
