ВОС: Как можно что-то обещать? А если вы не сдержите слово?
Д. М.: Ну, с высокой степенью вероятности можно что-то обещать.
ВОС: Обещать с высокой степенью вероятности нельзя…
Д. М.: Гарантировать нельзя, обещать можно. Консультация у меня занимает не меньше часа, потому что это общение с человеком. Не существует универсального подхода, для каждого ты ищешь что-то, что его или ее удовлетворит. Можно взять десять девушек, которые идут на банальную операцию по увеличению груди, и у каждой будет разная мотивация. Для меня очень важно понять, почему они это делают.
ВОС: Перечислите десять мотиваций, почему надо увеличить или изменить форму груди.
Д. М.: С ходу? Потеря объема после родов, непосредственно маленький размер молочной железы, асимметрия сосков, асимметрия объема молочных желез, растянутый кожный чехол…
ВОС: Растянутый кожный чехол – это скорее относится к послеродовой деформации…
Д. М.: Ну, это не совсем деформация. Это, с одной стороны, потеря объема, с другой – птоз груди, опущение груди.
ВОС: Говорят, у меня птоз верхнего века.
Д. М.: Птоз верхнего века – это врожденное заболевание.
ВОС: Почему заболевание?
Д. М.: Птоз верхнего века – это врожденное заболевание, а опущение верхнего века – это возрастное состояние. Это разные вещи.
ВОС: У меня с рождения так.
Д. М.: Ну, значит, слабые мышцы и апоневроз растянут немножечко. Это врожденное.
ВОС: Мне так нравится.
Д. М.: Я вас умоляю. Нравится – слава богу. Это стандартная опять же ситуация, поймите, когда приходят к нам девушки на консультацию и говорят: «Чё со мной сделать?» Я говорю: «Ничего». Она: «Почему?» Потому что когда вы придете с конкретной проблемой – вот это не нравится, вот это беспокоит, – мы постараемся это как-то решить. Причем очень важно понимать, чтобы у человека были реальные ожидания. Моя задача это выяснить.
ВОС: Что значит «реальные ожидания»?
Д. М.: Чтобы она понимала, что мы можем, а что мы не можем сделать. Потому что существуют пациенты и пациентки, которым кажется, что они пришли к волшебнику. Мы сейчас щелкнем пальцами, и сразу жизнь наладится, проблемы все исчезнут и так далее. А этого практически никогда не происходит. Очень важно этих пациентов отсечь. Я не гонюсь за какими-то фантастическими заработками и не стремлюсь заработать все деньги мира. Я в этом смысле не алчный. Мне гораздо проще получить удовольствие от того, что я сделал, и это лучше для меня.
ВОС: То есть вы хирург?
Д. М.: Я хирург.
ВОС: Я просто пытаюсь рассмотреть ваши руки.
Д. М.: Некрасивые, пальцы толстые.
ВОС: То есть вы про всех все знаете, а про себя уже ошибаетесь. А что это за шрамы?
Д. М.: А это не важно.
ВОС: А мне кажется, что это как раз важно в нашем интервью.
Д. М.: Нет, совершенно.
ВОС: Было радостно или плоховато?
Д. М.: Другая ситуация, я вам не отвечу. Может быть, в другой ситуации, когда мы с вами встретимся. А касательно всех этих вещей наших вы меня достаточно смутили вопросами.
ВОС: Вы же сказали, что они стандартные, как я могла вас смутить.
Д. М.: Нет, своим напором.
ВОС: Я судорожно подыскиваю нестандартные вопросы, чтобы как-то вас порадовать. Вы так быстро говорите, что почти все рассказали.
Д. М.: Я только начал. Я могу разговаривать на эту тему часами, я люблю это больше жизни.
ВОС: Вы разговариваете во время операции?
Д. М.: Я хирургией занимаюсь, соответственно, я могу рассказывать о том, чем я занимаюсь, часами.
ВОС: Вы несколько раз упомянули слово «девушки». То есть какая-то вилка по возрасту или вы 60-летних называете девушками?
Д. М.: Ну, глобально да.
ВОС: То есть приходит к вам такая попиленная жизнью, измотанная неудачами тетя лет сорока. И вы ей говорите: «Здравствуйте, девушка». И ей так хорошо сразу.
Д. М.: Ну, могу и так. В большинстве своем консультация – это психотерапия в какой-то степени. Операция не решает проблемы…
ВОС: Что? Что такое психотерапия?
Д. М.: Ты общаешься с девушкой, дамой, женщиной – не важно. Понимаешь, почему она замыкается, ты пытаешься понять, в чем проблема, почему она пришла к тебе, почему она хочет сделать операцию. Потому что огромное количество примеров, могу рассказать. Пришла пациентка, которая была крайне неудачно прооперирована, причем раз пять или шесть. Мы пытались как-то восстановить, в божеский вид привести то, с чем она пришла. В итоге мы сделали три-четыре операции, и потом она начала приходить с просьбой изменить какие-то вещи, совершенно невидные на фоне того, что она перенесла.
ВОС: Например?
Д. М.: Ну, ямки у нее там остались какие-то после липосакции на ноге, вот она просила их убрать. Я ей сказал, что мы можем заняться удалением этого всего, но игра не стоит свеч. Лучше мы вряд ли сможем сделать. А зачем? В какой-то момент достигается доверие между пациентом и врачом и выясняется, что она, например, 40-летняя девушка, которая живет с мамой, у нее огромные проблемы с личной жизнью. У нее был мужчина, который ее бросил совершенно ужасным образом, и она не может никак прийти в себя. Для нее эти операции, попытки изменить свое тело – это какая-то сублимация того, что происходит в ее жизни. И я ей сказал: «Не ищите его, вы можете зайти в поисках совершенства своего тела очень далеко. Но тело не главное, самое главное – это то, что у вас в голове происходит».
ВОС: Вы сказали, что занимаетесь одновременно психотерапией, и сказали, что тех, кто приходит по незначительным для вас причинам, вы отговариваете, потому что не стремитесь к деньгам.
Д. М.: Я не могу сказать, что я их отговариваю.
ВОС: У психотерапии всегда есть определенная цель. По большей части есть определенный результат. То есть человек приходит с проблемой, в идеальном случае он должен для себя эту проблему решить. Если вы понимаете, что встречаете человека, который путем контроля за своим телом пытается проконтролировать жизнь, что вообще-то является вполне популярной историей, то результат должен быть от вашей терапии. Вы же не можете сказать, что не делаете ей операцию, потому что она живет с мамой, когда там ее трахал какой-то дядя, – что она будет делать с этим знанием? То есть вы ее подкопали, и она вот с этим пошла. У вас есть в арсенале какой-то психолог, к которому вы можете ее направить?
