Без помощи крестоносцев, уже уплывших за моря, без этих тринадцати тысяч человек, на которых было нами возложено столько надежд, Раймундо Силва чувствует нехватку воинской силы, ибо в его распоряжении осталось приблизительно такое же число португальцев, и число это недостаточно, чтобы взять город в сплошное кольцо, да еще у мавров на глазах незаметно перебросить, к примеру, воинов на штурм тех или иных ворот, ибо осажденные немедля разгадают этот маневр и успеют укрепить угрожаемое место, двигаясь куда проворней осаждающих, которым придется идти отсюда туда по горам, по долам и по воде, притом немалой. И значит, совершенно необходимо изменить всю стратегию, и вот для того, чтобы in loco
[29] оглядеть театр военных действий, снова поднимается Раймундо Силва к замку, с возвышенных башен которого открывается глазам вся панорама, подобная шахматной доске, где под взглядами короля и епископов сражаться, в сущности, будут пешки и кони, ну, может быть, с помощью нескольких наскоро выстроенных тур, если, конечно, осуществится предложение одного из тех иностранцев, что остались еще с нами: Возведем башни вровень с крепостными стенами и докатим до них вплотную, и тогда останется лишь спрыгнуть вниз и перебить нехристей. Звучит заманчиво, ответил на это король, а надо бы узнать, хватит ли у нас для такого дела плотников. В этом нет сомнения, сказал тот, по имени Генрих, большого благочестия человек, мы, по счастью, живем в такие времена, когда человек все умеет – и вспашет, и засеет, и уберет, и зерно смелет, и хлеб испечет, а потом в один присест сам и съест, если раньше не помрет, или вот как в данном случае – воздвигнет деревянную башню на колесах, поднимется на нее с мечом в руке, чтоб убить мавра или самому быть убитым.
Покуда идет обсуждение вопроса, по коему окончательного решения пока не принято, но процент потерь уже учтен, Раймундо Силва мысленно проверяет расположение ворот – Алфофы, над стенами которой живет, Ферро, Алфамы, Сол, прямо выводящими в город, и Мартина Мониза. Совершенно понятно, что тринадцать тысяч солдат короля Афонсо должны быть разделены на пять групп, по одной на каждые ворота, а кто говорит пять, должен сказать шесть, потому что не надо забывать о море, которое на самом деле не море, а река, однако, как говорится, закон обычаем творится, и как называли ее мавры морем, так и мы по сей день называем, и в этом случае – тут мы уж перескочили назад к отрядам – получается смехотворное воинство в две тысячи человек на каждый участок фронта. Не считая, господи помилуй, сложностей, создаваемых излучиной. Мало того что доступ ко всем воротам затруднен из-за рельефа местности, кроме ворот Алфамы, находящихся на ровной низменности, так врезается еще и этот самый эстуарий, осложняя и без того сложное расположение войск, которые покуда рассредоточены на склонах и откосах холмов Святого Франциска и Святого Роха, отдыхают, набираются сил в благодатной тени, но если на таком расстоянии не страшны ни вылазка осажденных, ни выстрел со стены, то и осада эта – на смех курам из-за этого самого рукава, по которому свободно можно доставить подкрепление и припасы из Оутра-Банды, ибо не считать же серьезным препятствием слабую морскую блокаду. А если так, единственным решением кажется послать туда четыре тысячи человек, а остальные пусть пройдут той же дорогой, что парламентарии Жоан Пекулиар и Педро Питоэнс, и станут перед тремя воротами, обращенными на север и на восток, а ворота эти – Мартина Мониза, Сол и Алфама, как уже было сказано раньше и повторяется теперь для удобства читателя и завершенности повествования. Обратившись к осторожно-раздумчивой фразе короля Афонсо, заметим, что одного взгляда на карту довольно, чтобы понять, какие неимоверные проблемы логистики и управления придется решать в этой ситуации. Прежде всего – сложности доставки по воде, и вот здесь особенно станет заметно отсутствие крестоносцев с их флотилией и сотнями вспомогательных судов, которые, будь они тут, в мгновение ока доставили бы солдат на самый протяженный участок фронта, тем самым вынудив мавров растянуться вдоль берега и, следовательно, ослабить свою оборону. Второе и сейчас решающее – это выбор пункта или пунктов высадки, вопрос чрезвычайной важности, причем учитывать надо не только близость к крепостным воротам или удаленность от них, но и особенности ландшафта, начиная с топких, болотистых берегов в устье и кончая крутейшими склонами, защищающими с юга подступы к воротам Алфофы. Третье, четвертое и пятое – а равно и шестое с седьмым заодно – мы могли бы перечислять сколько угодно, не будь они все в той или иной степени следствием первых двух факторов, и потому и ограничимся лишь одной подробностью, весьма, впрочем, многообещающей в смысле правдоподобия нашего повествования, как станет очевидно из дальнейшего его развития, подробность же эта – то ничтожное расстояние, которое отделяет Порта-де-Ферро от берега, там и ста шагов не будет, а если в современных мерах длины – метров восемьдесят, и это обстоятельство необыкновенно затруднит высадку, ибо едва лишь тяжело груженная флотилия устало дошлепает до середины устья, как на стенах крепости появятся мавры, а другие займут позицию у самого берегового уреза, ожидая приближения португальцев с тем, чтобы устроить им достойную встречу да изрешетить копьями и стрелами. И потому своему главному штабу король дон Афонсо Энрикес сказал так: В общем, вижу я, что это не легко, а легко – не это, а покуда они обсуждают новые тактические схемы, вспомним, как в начале всех этих событий тучная дама из кафе Грасиозы рассказывала о том, в каком бедственном виде прибывают в город беженцы, она, мол, видела, как входят они, все в крови, через Порта-де-Ферро, и в ту минуту все сочли этот рассказ чистой правдой, ибо как было не поверить очевидице. Что ж, будем логичны. Ясно, что из-за своей близости к берегу ворота эти предназначены были главным образом для полноводного потока людей и товаров, что, разумеется, не помешало бы и беженцам, если бы не одно обстоятельство: ворота расположены, так сказать, в крайней южной точке стены, а потому дальше всех остальных для тех, кто бежит с севера, со стороны Сантарена. Вполне допустимо представить себе, что сколько-то несчастных, выметенных с линии Каскайс – Синтра, дошли до города по дорогам, ведущим к реке, добрались до нее и нашли потребное количество лодок и баркасов, готовых доставить их на другой берег. Но все же не могло их быть столько, чтобы дать толстухе основания специально упомянуть о Порта-де-Ферро, хотя она-то сама находилась так близко к Порта-де-Алфофа, что даже самый невнимательный топограф и рассеянный картограф признает, что наилучший и кратчайший путь для этого печального исхода лежит через ворота Сол и Алфама. И забавно, что никто из присутствующих словом не воспротивился этому неточному изложению фактов, а меж тем, чтобы восстановить истину, надо сделать всего несколько шагов, и это обстоятельство показывает нам, до чего при отсутствии любознательности и наличии интеллектуальной лени может довести веское суждение, кто бы его ни вынес и не вывесил – толстуха в кафе или Аллах, не говоря уж о других хорошо известных источниках.
Сказал король: Выслушав ваши мнения и осмыслив все невыгоды и достоинства повергнутых на наше рассмотрение планов, объявляем нашу монаршую волю – всему войску сняться оттуда и стать лагерем вокруг города как можно ближе к нему, ибо здесь мы победы не обрящем до скончания века, а тысяче человек, знакомых с морским делом, повелеваем погрузиться на имеющиеся у нас корабли, ибо большее число людей не поместится на корабли наши, даже считая те, которые достались нам как трофеи, потому что мавры не успели втащить их за стены или разрушить, и поручаем этой тысяче воспрепятствовать тому, чтобы что-либо доставлялось в город водным путем, а равно и следить, чтобы никто не мог ни войти, ни выйти, остальному же войску, то есть самой большой его части, сосредоточиться на Монте-да-Граса, где мы наконец разделимся, и две пятых пойдут к восточным воротам, а прочие останутся у ворот северных. Тут взял слово Мем Рамирес, который в связи с тем, что солдатам, отправляющимся на штурм ворот Алфофа и Ферро, задача поставлена куда опаснее и труднее, поскольку они будут, так сказать, зажаты между эстуарием и городом, так вот, спросил, не разумно ли будет их усилить, по крайней мере на то время, что потребно для укрепления позиций, ибо произойдет настоящая катастрофа, если мавры совершат стремительную вылазку и прижмут нас к самому урезу, где нам останется лишь выбирать, какая смерть предпочтительней – утопленными быть или зарубленными, хотя, между нами говоря, хрен хоть и слаще редьки, но не намного. Совет показался королю дельным, и он немедля отдал Рамиресу под начало восточное крыло, отложив на время другие назначения: Что касается меня, то я по монаршему моему долгу и по природе объявляю себя верховным главнокомандующим и беру также под свою руку те части, что останутся на Монте-да-Граса, где и будет моя ставка. Тут пришел черед высказаться епископу дону Жоану Пекулиару о том, что, по его мнению, нехорошо хоронить на этих холмах и равнинах павших в битве за покорение города Лиссабона, ибо они заслуживают христианского погребения на кладбище, а поскольку со дня прибытия сюда португальцев иные из них уже окончили свои дни от болезни ли, в драке ли с поножовщиной и были преданы земле в окрестностях лагеря, то пускай там и будет кладбище, раз уж оно в этом месте, в сущности, и так имеется. Вслед за ним выступил англичанин Гилберт, от имени чужестранцев возразивший, что не годится класть в одну землю португальцев и крестоносцев, потому что если последние волей Божьей окончили свои дни в сих краях, то должны быть причислены к лику мучеников, точно так же как в будущем – те рыцари, которые, плывя сейчас по морю, погибнут на Святой земле, а потому следует устроить не одно место последнего упокоения, а два, и пусть на каждого покойного свой усопший найдется. Король одобрил предложение, не смутившись ропотом португальцев, недовольных, что и героической гибелью не стяжать им мученического венца, и в следующую минуту, когда все вышли наружу, уже разметили границы двух кладбищ, освящение же их порешили отложить до того времени, когда землю очистят от живых грешников, и отданы уж были соответствующие указания, чтобы в должное время вырыли и вновь похоронили, но уже по обряду, тела первых погибших – по случайности были они все до единого португальцы. Король, когда завершилось это межевание, объявил закрытым заседание совета, об итогах коего был составлен толковый протокол, а Раймундо Силва вернулся домой, когда день перевалил за середину.
