Однако перед великим начинанием надо позвонить. Затягивать паузу дольше суток – не только очень неучтиво, но и может омрачить и осложнить дальнейшие отношения – служебные, разумеется. Так что Раймундо Силва позвонит. Но для начала – не ей, а в издательство, поскольку вполне допустима и даже весьма основательна гипотеза, что Мария-Сара, оправясь от своего краткого нездоровья, сегодня уже вышла на работу, и нельзя исключить, что именно это обстоятельство явилось причиной звонка, принятого прислугой, а цель его была – просьба явиться завтра в издательство, чтобы, не теряя времени, приняться за следующую корректуру. Раймундо Силва до того уверовал в этот вариант, что, услышав от секретарши, что сеньоры Марии-Сары нет: Заболела она, сеньор Силва, я ведь вам вчера еще сказала, забыли, ответил: Вы уверены, что ее нет, посмотрите хорошенько, на что секретарша оскорбленно воскликнула: Я знаю, кто есть, а кого нет, однако корректор не унимался: Вы могли не заметить, Я замечаю все, сеньор Силва, я все замечаю, не беспокойтесь, и Раймундо Силва задрожал от змеиного посвиста, возвещавшего угрозу или вопрос вроде: Вы что, меня слабоумной считаете, или: Вы что, меня за дуру держите, но не стал дожидаться дальнейшего развития событий, пробурчал что-то примирительное и дал отбой. Дон Афонсо Энрикес обращается к войскам, собранным на Монте-да-Граса, говорит им об отчизне, да-да, уже в те времена это было в ходу, о родном крае, о будущем, что ожидает нас, и только о предках не упоминает, потому что предков тогда, в сущности, почти и не было, зато вот как ставит вопрос: Если мы не победим, Португалия сгинет, не успев появиться, и не смогут стать португальцами столькие короли и президенты, столько военных, святых и поэтов, министров, землекопов, епископов, мореплавателей, рабочих, счетоводов, монахов и директоров, для удобства перечисления я упоминаю только лиц мужеского пола, но не думайте, будто я забыл о португалках, о королевах, святых, поэтессах, министершах, землекопшах, бухгалтершах, монахинях, директрисах, и все это будет в нашей истории, а больше я ничего пока не скажу, чтобы не затягивать мою речь и потому что не все еще сегодня известно, а для того чтобы въяве увидеть все это, надо сначала взять Лиссабон, вот этим и займемся. Солдаты ответили королю дружными кликами, а потом двинулись на отведенные им места по команде своих капитанов и прапорщиков, а те получили монарший приказ завтра, в полдень, когда мавры начнут молитву, ударить одновременно на все пять ворот, и – Господи, помоги нам всем, потому что тебе мы служим.
Подобную же мольбу, только в первом лице единственного числа, вознес, набирая номер, и Раймундо Силва, но так приглушенно, что казалось, и звука не сорвалось с его губ, дрожащих, как у испуганного подростка, ему самому есть теперь о чем подумать, если он в самом деле думает, а не превратился весь целиком в одно огромное ухо, где стонут и отдаются гулким отзвуком гудки, которые вдруг прервутся и голос произнесет: Алло или Слушаю вас или Да, кто говорит, немало существует возможностей выбора среди устоявшихся оборотов и их современных вариантов, но, впрочем, Раймундо Силва пребывал в таком ошеломлении, что и слов-то не мог разобрать, а понял только, что ему ответила женщина, которую он спросил, не заботясь об учтивости: Это Мария-Сара, но нет, это не она: А кто ее спрашивает, осведомился голос, Раймундо Силва, сотрудник издательства, и это не было неоспоримой истиной, но послужило благому делу, упростив представление, да, впрочем, мы и не рассчитывали, что он скажет: Раймундо Бенвиндо Силва, корректор, работаю дома, и последовал ответ: Подождите минутку, я узнаю, может ли сеньора Мария-Сара подойти, и никогда еще минутка не была так коротка: Не кладите трубку, а за этим последовала тишина. Раймундо Силва представил себе, как женщина – это, без сомнения, прислуга, – выдернув штекер и обеими руками прижимая к груди аппарат – так вот по-детски наивно это ему видится, – несет его в полутемную спальню и, наклонившись, втыкает в другой разъем – и: Как поживаете, неожиданно раздался голос, Раймундо Силва думал услышать от прислуги: Передаю трубку или что-то в этом роде, да еще секунды через три-четыре, а вместо этого последовал прямой вопрос: Как поживаете, переворачивающий ситуацию с ног на голову, ибо это ему бы надлежало выказать интерес к ее самочувствию: Спасибо, хорошо, и торопливо добавил: Хотел узнать, получше ли вам. А как вы узнали, что я больна. В издательстве сказали. Когда. Вчера утром. И вы решили справиться о моем здоровье. Ну да. Спасибо вам за вашу заботу, вы – единственный корректор, который поинтересовался. Ну, я счел нужным, надеюсь, не слишком вас обеспокоил. Напротив, спасибо вам большое, мне лучше, думаю, завтра, ну или послезавтра смогу выйти на службу. Не хочу вас больше утомлять, выздоравливайте поскорей. Ну, перед тем как мы попрощаемся, скажите, как вы узнали мой телефон. Сара дала. Когда. Я же говорю – вчера утром. А позвонили вы только сегодня. Я боялся показаться назойливым. Теперь побороли страх. Вроде бы да, раз беседую с вами. Тем не менее вы, наверно, знаете, что сначала я хотела с вами поговорить. Секунды две Раймундо Силва думал, не притвориться ли, что ему ничего не передавали, но потом, на третьей секунде, все же ответил так: Знаю. И потому я могу допустить, что вы мне позвонили по обязанности, раз уж я проявила инициативу. Допускать все, что угодно, – это ваше право, но все же допустите еще, что я попросил номер у секретарши Сары не затем, чтобы положить его в карман и ждать неизвестно чего. Но ведь именно так и было – вы и ждали неизвестно чего. Не в этом дело. А в чем же. Просто не мог решиться. Вашей смелости, судя по всему, хватило лишь на один эпизод с правкой, о котором вы не любите вспоминать. На самом деле я позвонил справиться о вашем здоровье и пожелать всех благ. А вам не кажется, что пора спросить, зачем я вам звонила. Ну и зачем же вы мне звонили. Мне не очень нравится ваш тон. Важен смысл слов, а не интонации. Я думала, ваш опыт корректора подсказывает вам, что слова без интонации лишены смысла. Слово написанное – немо. Слово прочтенное обретает голос. Это если читать вслух. Даже если про себя, неужели же вы, сеньор Раймундо Силва, полагаете, что мозг – безмолвный орган. Я всего лишь корректор и поступаю подобно сапожнику, который судит не свыше сапога, мой мозг знает обо мне все, а я о нем – ничего. Любопытное наблюдение. Но вы не ответили на мой вопрос. На какой вопрос. Зачем вы мне звонили. Что-то мне не хочется отвечать. Значит, не я один тут труслив. Не припомню, чтобы я говорила о трусости. Вы говорили о недостатке смелости. Это не одно и то же. У монеты две стороны, но монета-то одна. Номинал указан только на одной. Не понимаю, о чем мы ведем разговор, и считаю, что продолжать его не стоит, тем более что вы нездоровы. Цинизм вам не к лицу. Это вовсе не цинизм. Я знаю, потому и прошу вас не притворяться. Нет, в самом деле, мы уже сами не знаем, что говорим. Я, например, прекрасно знаю. Тогда объясните мне. Вы не нуждаетесь в объяснениях. Вы уходите от ответа. Это вы уходите, прячетесь за себя самого, хотите, чтобы я вам сказала то, что вы и сами знаете. Прошу вас. О чем. Право, нам лучше прервать разговор, он уходит в игру слов. Это вы его туда уводите. Я. Да, вы. Ошибаетесь, я люблю ясность. В таком случае разъясните мне, почему вы всегда так агрессивны, когда говорите со мной. Я ни с кем не агрессивен, я вообще лишен этого современного качества. А со мной – агрессивны, почему. Вовсе нет. С первого дня нашего знакомства, если уж надо вам напоминать. Обстоятельства. Обстоятельства потом изменились, а тон остался. Простите, это ненамеренно. Так, теперь уже я должна вас попросить не произносить ненужных слов. Молчу. Вот и правильно, молчите и слушайте – я позвонила вам, потому что мне было одиноко, потому что желала знать, работаете ли вы, потому что хотела, чтобы вы пожелали мне скорейшего выздоровления, потому что. Мария-Сара. Не произносите так мое имя. Мария-Сара, вы мне очень нравитесь. Наступило долгое молчание. Правда. Правда. Долго же вы собирались. Может быть, и совсем бы не собрался. Почему. Потому что мы очень разные и живем в разных мирах. Да что вы можете знать об этих различиях – нас с вами и наших миров. Воображаю, вижу, делаю выводы. Эти три операции могут установить истину, а могут привести к ошибке. Допускаю, и первейшая моя ошибка сейчас – в том, что сделал вам такое признание. Почему. Ничего не знаю о вашей жизни, не знаю даже. Замужем ли я. Ну да, или. Не связана ли я, как говорили в старину, какими-то обязательствами. Ну да. Но если даже я замужем или состою с кем-то в близких отношениях, как бы это могло помешать мне, предположим, полюбить кого-то. Не знаю. В таком случае знайте, что и вы мне очень нравитесь, снова долгая пауза. Это правда. Правда. Послушайте, Мария-Сара. Слушаю, Раймундо, но сначала сообщаю вам, что уже три года как развелась с мужем, что три месяца назад рассталась с любовником, что не завела новый роман, что у меня нет детей, что хотела бы иметь их, что живу в доме моего брата, а к телефону подходила моя невестка, а говорить мне, кому я оставила свой номер, не надо, я и так знаю, что это ваша прислуга, а теперь, пожалуйста, сеньор корректор, вам слово, да не обращайте внимания, я сейчас просто лопну от удовольствия. Скажите, чем же я вам понравился. Не знаю, понравился – и все. А не боитесь, что как начнете узнавать, так, может, и разонравлюсь. Да, такое бывает, и довольно часто. Ну и. Ну и ничего, а что будет потом, потом и узнается. Вы мне нравитесь. Думаю, да. Когда мы увидимся. Когда я восстану с одра болезни. А где. Где угодно. А можно спросить, что за болезнь с вами приключилась. Ничего серьезного, или, точнее, это был самый серьезный грипп в моей жизни. Вам не видно, но я улыбаюсь. Вот это новость, до сего дня никто не видел на ваших устах улыбки. А можно мне сказать, что я люблю вас. Нет, ограничьтесь пока лишь тем, что я вам нравлюсь. Я уже это говорил. Тогда приберегите остальное на тот день, когда это станет правдой, если, конечно, этот день придет. Придет. Не будем загадывать на будущее, дождемся, когда оно признает нас, а теперь одна слабая от жара дама просит дать ей отдохнуть и набраться сил перед тем, как ей с весьма высокой степенью вероятности позвонят сегодня. Ей. Мне. Вам. А звонить ей – вам, такая вот грамматическая двусмысленность. Это не всегда порок. До свиданья. Позвольте вас поцеловать на прощанье. Время поцелуев еще придет. Для меня оно что-то запаздывает. Да, еще один вопрос. Слушаю. Вы уже начали писать Историю Осады Лиссабона. Да. Не уверена, что, скажи вы нет, нравились бы мне по-прежнему, до свиданья.
