Кажется, молчать больше было нельзя. Не в ее это интересах. И не в интересах двух стариков, вставших на ее защиту. Да и Толян… Толя, тоже как-то хотел ее защитить. Чего же ей-то теперь упорствовать? Пришла, видимо, пора откровений.
– Мне позвонили утром и сказали, что Катька и Ромка ночуют в одном из домиков. Я и поехала, удостовериться, что это неправда. – Сказала, и тут же стало стыдно, и как могла поддаться этому гадкому порыву, заставившему помчаться проверять.
– Удостоверились?
Корабейников Станислав Андреевич догадливо хмыкнул, будто все на свете знал: и про любовь, и про ревность, и про доверие. Ему бы пережить такое, не стал бы хмыкать…
– Нет, не удостоверилась. – Александра судорожно вздохнула, снова вспомнив про труп на диване, который она от потрясения моментально приняла за Романа. – Ничего там не было. В смысле любви никакой там и измены… Ничего!
– Понятно, – кажется, он был слегка разочарован и тут же, не скрывая этого, воскликнул: – А чего же вы тогда ревели белугой, Александра?! Чего же убивались тогда так?! Раз никого там не было!..
– Я не сказала, что никого, – перебила она следователя. – Я сказала, ничего.
– Ага! Значит, кто-то там все-таки был, так? – Он аж подпрыгнул за своим столом.
– Был! – выдохнула она. – Еще как был!
– И кто же? Ваша подруга? Жених?
– Я поначалу тоже думала, что это Ромка, а потом все так запуталось. Извините. Можно я разуюсь?
Вот сгореть от стыда можно было прямо на этом стуле, хотя он и не был электрическим. А напротив – самым обыкновенным казенным с оборванной обивкой и инвентарным номером на обратной стороне сиденья. Но сидеть в кроссовках, надетых сразу на три пары носков, стало просто невозможно. Уже звенело в ушах и перед глазами все плыло и смешивалось от духоты и жары. Вот вырядилась!..
– Разувайтесь, – удивился Корабейников Станислав Андреевич и тут же принялся не без интереса наблюдать за тем, как Александра стягивает с пропотевших ступней носки поочередно.
Дождался, пока она вновь обуется, сядет попрямее, глотнет воздуха. Хотя какой тут воздух в спертом со всех сторон бетонными многоэтажками здании! Сейчас бы куда-нибудь на озерцо да со спиннингом, да под ушицу…
Корабейников вздрогнул от несбыточных мечтаний, и снова посуровел, и без переходов вновь прилип к ней с вопросами.
– Итак… Вы не обнаружили в дачном домике никакого адюльтера, так? Я правильно понял вас, Александра?
– Правильно.
– Но рыдали вы оттого, что увидели там кого-то очень сильно напомнившего вам вашего жениха. Так?
– Так!
– И почему вы тогда рыдали? – Он был раздражен, явно раздражен ее вялостью. – Ну, увидели! Ну, напомнил он вашего Романа, кажется! И что с того?! Чего реветь? Нервы сдали?
– И нервы тоже. Можно воды, Станислав Андреевич?
Она предполагала, что вода на подоконнике в пыльном графине давно согрелась до температуры, близкой к температуре кипения. И меняли ее наверняка раз в декаду. Но выбора не было. В горле надсадно першило, будто она, Александра, горячего песка глотнула.
Корабейников ей подал стакан воды. На его сером невзрачном лице читалось брюзгливое ворчание, волю которому он не давал, должностое лицо как-никак. Но девица могла свести с ума кого угодно!
То носки ей надо снять. То слова по чайной ложке цедит. То попить захотелось. Знала бы, что пить собралась! Он бы такой водой в сортире смывать не рискнул…
– Итак. Вернемся к нашим баранам, барышня, – вновь уселся Корабейников на свое место. – Вы нервничали. Что дальше? Чем человек, так похожий на вашего Романа вас так расстроил?
И вот тогда она совершила, может быть, самую большую ошибку в своей жизни. Может быть, много больше тех, что уже успела совершить и совершить собиралась.
Она взяла и сказала Корабейникову Станиславу Андреевичу…
Глядя ему прямо в самый центр сверкающей на солнце лысины, она взяла и сказала:
– Он расстроил меня тем, что был абсолютно мертвым, этот человек!
– Что?!
Ее рассмешило то, как моментально вздыбились три редкие волосяные дорожки, выстлавшие его череп поперек. И то, как налилось кровью его землистое лицо, и как окрасился пурпуром его узкогубый рот. Потом даже страшно немного сделалось, не случился бы удар с Корабейниковым Станиславом Андреевичем.
Но следователь пришел в себя, по ее примеру хватанув из стакана теплой мутноватой на вид жидкости. Сморщился, отставил стакан в сторону, поглядел сквозь него на свет и передернулся, высказался про гадость всякую, которую ему подсовывают и которой норовят отравить приличного человека.
Потом снова уставился на нее, уложив подбородок на два кулака, и спросил с легким таким намеком на ее сумасшествие:
– И чей же труп, миленькая, вас так расстроил в тот день, а?
– Ну… Поначалу я думала, что это труп Ромки. Понимаете, все было прямо таким же… И волосы, и одежда… А потом оказалось…
– Оказалось, что это не Рома ваш, а соседка по нижнему этажу, так?
Ехидства было предостаточно, чтобы понять – Корабейников Станислав Андреевич ей не верит. Небось думает, что совершенно свихнулась старая дева на боевиках и от несбыточных надежд выйти замуж за приличного человека, которых на их периферии раз-два и обчелся.
– Зря вы, Станислав Андреевич, иронизируете. – Александра неуверенно улыбнулась, посмотрев прямо в его мелко посаженные тусклые глазки. – Труп и в самом деле оказался женским. Только я узнала об этом через день, кажется.
– Ага! Он к вам в гости пришел, что ли? Труп-то пришел, говорю к вам?
Недоверие поползло вверх по нарастающей, веселье бросилось вслед за ним.
– Не поверите, пришел! – так некстати вспомнилось ей собственное ощущение, когда Ромка вдруг словно из небытия возник на ее пороге.
– Очуметь!
И Корабейников захохотал во все горло, представьте себе!
Хохотал неприлично долго, разжав кулаки и хлопая маленькими ладошками по обшарпанной столешнице. Стол хоть и выглядел начальствующим, а все равно был ветхим. Так мало этого, Станислав Андреевич то и дело отчетливо выговаривал сквозь смех:
– Меня, конечно же, предупреждали, что вы немного не в себе, но я не мог себе представить, что до такой степени!..
Александра слушала его, не перебивая. И даже вынашивала в душе гаденькое такое злорадство.
Смейся, мол, смейся. Что ты скажешь, когда узнаешь, чей именно труп она там обнаружила.
– Ну и чей же труп пришел к вам в гости, барышня? – глянул он на нее со снисходительной иронией, когда отсмеялся.
– Ко мне пришел Роман. Пришел поздним вечером. Как раз накануне того дня, когда он выбежал от меня во гневе, как рассказала вам моя соседка из дома напротив.
