У него подобной уверенности пока не было, но мнением близкого окружения своих подозреваемых Артур Всеволодович никогда не пренебрегал.
— Ну, ну, Надюш. Говори!
Вешенков осторожно коснулся кончиками пальцев ее светлых волос и зажмурился в темноте от небывалой нежности к этой чужой женщине.
Надо же, подумал он, не доведи его Лялька с тещей до белого каления, он бы в жизни не решился на такой поступок.
Чтобы вот так спонтанно, безбашенно, через час после знакомства и сразу в постель! Такой прыти от себя он точно не ожидал. Да и от нее тоже. Она производила впечатление женщины, которая…
Хотя о чем это он, господи?! Достаточно было того, что она просто производила впечатление, а все остальное просто нравственный хлам, который ни до чего хорошего не доводит. Его вон довел — зеркала начал крушить ногами.
— Понимаешь, Сергеич взял крепко этого Юру за одно место. Тот, по слухам, был просто в ярости. Думаю, наш особист его раскусил, ну что именно он Алису тиранил, — счастливым сонным голосом пробормотала Надежда и, не удержавшись, поцеловала левый сосок Вешенкова. — И Сергеич наш, опять же по слухам, на площадь кинулся раскрывать глаза Соловьевой. Вроде встреча у них там была, что ли, назначена.
— Откуда знаешь?! — Артур приподнял голову и попытался в темноте разглядеть выражение ее лица.
Не уловил, только контур растрепавшихся волос и голые плечи.
— Так Наталья, наш новый секретарь, мне сказала. Говорит, сначала Соловьева звонила, все выспрашивала. Потом Наталья же снабдила Алису всеми контактными телефонами Сергеича. Тот вроде очень просил связать его с ней. И стоило им переговорить, как особиста с работы словно ветром сдуло.
— А Наталье он не сказал, куда поехал?
— Не знаю, — огорчилась Надежда, изо всех сил старающаяся быть ему полезной. — Я не спросила, а она промолчала.
— Так каким же тогда образом Юра смог узнать о готовящемся свидании? Ты же говорила, что он в этот день взял отгул, намереваясь вести Соловьеву в загс?
Вопрос Вешенков задавал скорее себе, чем Надежде, задавал, чтобы вслух проработать версию о причастности Юрия к убийству на площади. Когда вот так вслух, и думалось и складывалось у него все гораздо быстрее и удачнее.
— Могла Наталья твоя Юрию сообщить об этом? — Это Вешенков снова говорил сам с собой.
Но Надежда неожиданно оживилась.
— А ведь могла, Артур! Еще как могла! Она на этого Юру глаз положила с первого дня, как только он к нам пришел. А когда тот перед Соловьевой начал хвостом мести, Наталья просто из себя выходила.
Выйдешь! Как не выйти!
Эту Наталью Вешенков помнил смутно, но и то, что помнил, ему не особо нравилось. Что-то несимпатичное, конопатое, с ярко-выраженной завистью в глубоко посаженных глазах.
Какая из нее конкурентка рыжей Алисе? Никакая! Юра же не слепой. Вот попал мужик, так попал из-за любви.
И снова Вешенков пожалел юриста, пожалел просто по-мужски, из солидарности.
— И потом они могли подолгу, запершись, у него в кабинете сидеть. Наташка выходила оттуда с жутко довольной физиономией.
Надежда смутилась, вспомнив, как втайне завидовала некрасивой Наталье.
Надо же, думала она, наблюдая ее реверансы перед Стаселько Юрием, даже такой неинтересной, и то повезло. Что же на ее долю никого не выпало? Хоть на час бы, хоть бы минут на двадцать…
А вот как вышло! Так вышло, что вспоминать без стыда невозможно просто.
Их ведь словно волной вышибло из ее кабинета. И понесло потом по коридору, а потом и к его машине. Они даже не говорили почти по дороге, все ускоряя и ускоряя сначала шаги, потом скорость. Артур нарушал все мыслимые и немыслимые запреты, обозначенные знаками на обочинах. Стискивал зубы, покусывал губы и торопился, торопился, торопился…
Она тоже торопилась. Бежала вверх по лестнице, почти не глядя себе под ноги. Потом трижды уронила ключи от квартиры на пол, а перед этим все не могла их отыскать в сумочке. И все боялась, что вот сейчас они войдут к ней домой, и… все изменится в худшую сторону. Что-нибудь возьмет и случится. Либо он передумает, либо вспомнит о каком-нибудь неотложном задании, где его заждались, либо кто-нибудь обязательно не вовремя ему позвонит.
Позвонили ведь, черт, так некстати!
Позвонили на мобильный, и Артур начал говорить о чем-то непонятном и, как ей казалось, абсолютно неважном в этот момент. Говорил, а сам снимал ботинки, стаскивал с себя ветровку и все смотрел и смотрел на нее, и еще улыбался чему-то. Уж чему именно, она не знала. Может, собеседник его так развеселил, а может…
— Эй, ну ты чего притихла? — Он все же ей улыбался, как оказалось. Разговор давно закончил, телефон нарочно отключил и спрятал в кармане куртки, а улыбаться не перестал. — Надежда… Самое завораживающее женское имя, так ведь?
Она стояла в одном ботинке, второй держала в руках, намереваясь убрать его на полку для уличной обуви. Стояла, замерев, и едва не плакала. Так хорошо ей было, так трогательно и щемяще. И оттого, что все это давным-давно виделось ею в мечтаниях. И оттого еще, что этот несвоевременный телефонный звонок, кажется, ничего-ничего не испортил между ними.
Она не ошиблась в нем ни капельки. Он оказался именно таким, именно тем самым, которого она так ждала и фильмы про которого так любила смотреть всегда. Говорил все, как есть, без притворства. Что он устал, чтобы извинила, если что не так. И даже носок ей свой с дыркой показал, чудак! А она смеялась, смущалась и закрывалась от него подушкой.
Потом он выключил свет, улегся рядом, обнял ее и…
— Артур, — позвала Надежда едва слышно, не зная, спит он или нет. Он промолчал в ответ, а она даже обрадовалась, очень уж хотелось продолжить то, что начала, и боялась, что он, услышав, не поймет. — Знаешь, глупо, наверное, так думать, но ощущение того, что я в тебя влюбилась, не проходит! Странно так, неправильно. Два часа, как знакомы… Сразу постель, все по-бешеному, без обстоятельности и узнавания… Неправильно, а завораживает. И ощущение, что самое главное, не проходит! Я теперь понимаю…
И она замолчала. То, что внезапно пришло ей на ум, испугало настолько сильно, что она с силой зажмурила глаза, боясь расплакаться. Хорошо, что он успел уснуть к тому времени.
— Понимаешь что? — Вешенков не спал, он слушал ее, боясь шевельнуться.
То, что она тихо говорила, так ему нравилось, так его завораживало, что, когда Надежда внезапно замолчала, Артур расстроился.
— Понимаешь что, Надюш? — повторил он и потрепал по плечу, которое как стиснул, так и не отпускал до сих пор.
— Понимаю, почему в таких вот случаях обычно боятся наступления утра, — закончила она и все же разревелась. — Оно… оно ведь все испортит! Все поломает, все осветит и расставит по своим местам. Меня — на мое, тебя — на твое. Не хочу!
