– А вот этого я не знаю, – серьезно заявила мама. – Об этом было бы удобнее всего спросить у него, но раз он в бессознательном состоянии, это вряд ли возможно. Но это опять-таки объясняет многое. Первое – его рану на голове. Наверняка твоя подруга, испугавшись его с пистолетом в руке, приняла какие-то меры предосторожности. Может, он угрожал ей или что-то в этом духе… Н-да, пистолет, конечно же, все портит… Мне нужно подумать, дорогая. Сейчас еще очень рано, мысли путаются. И я опять-таки не знаю всех обстоятельств. Одно могу сказать с полным убеждением – с твоей Ксюшей все в порядке. Не переживай за подругу, собирайся на работу. Тебе нужно быть пособраннее, раз ты теперь на виду. Ты у меня молодец, дорогая! Я всегда знала, что толк из тебя будет. В личной жизни, правда, не все так складывается, как мне того хотелось бы… Но, думаю, у тебя все еще получится. Кстати, ты не помирилась с Александром?
О романе дочери с Сашей мама знала и всячески приветствовала развитие их отношений. Саша казался ей стабильным, серьезным и вполне способным содержать семью в нелегких теперешних условиях. Она не понимала, почему Ольге ее единственный и главный довод о том, что за ним она будет как за каменной стеной, не кажется серьезным. Она отметала любые возражения дочери, находя их романтическими бреднями.
– Ты любила Попова, что тебе это дало? – восклицала она, когда Ольга начинала свое вечное нытье о чувствах, вернее, об их отсутствии. – Кроме горя, ничего! А Саша…
И Сашины достоинства начинали возноситься до небес.
Когда мать так вот говорила о нем, Ольге и впрямь начинало казаться, что не все так плохо. Что пройдет какое-то время, и все изменится, и она привыкнет. Его неторопливость перестанет раздражать ее. Она стерпится с его внешностью, которую мать в свойственной ей манере мягко именовала неяркой. И даже тот факт, что ей не нравилось ложиться с ним в постель, не будет казаться ей столь пугающим. Но время шло, а ничего не менялось. Нет, рядом с мамой все было нормально. Но стоило Ольге вернуться к себе в городскую квартиру и снова увидеться с Сашей, как неприязнь липкой паутиной снова опутывала ее с головы до ног.
– Оля, что ты молчишь? Я, кажется, задала тебе вопрос! – мать слегка повысила голос и громче забарабанила по телефону. – Вы не помирились с Сашей?
– Я не знаю, как это называется, мам. Я попросила его о помощи, он откликнулся. Считать ли это перемирием или нет… Да мы и не ссорились особенно. – За дверью спальни раздался глухой стук об пол, и Мишкины босые ноги отчетливо зашлепали по половицам. – Кажется, ребенок проснулся. Мы будем собираться, мам. Я тебе перезвоню…
Трубку она положила с явным облегчением. Наверное, не стоило ей звонить. Теперь, когда мать все узнала, покоя Ольге не видать. Она начнет думать, анализировать, звонить ей каждый вечер и подолгу обсуждать возможные версии. А чего обсуждать, если ничегошеньки пока не ясно?! Оставалась, правда, призрачная надежда на милицию. Может быть, они что-то сумеют узнать? Не дураки же там сидят, в конце концов. За что-то же люди получают зарплату, звездочки на погоны, льготы и дотации от государства. Пусть иногда их методы не совсем казались ей приемлемыми, но это происходило, наверное, в полном соответствии с пословицей: лес рубят – щепки летят.
Они непременно должны что-то да выяснить. Пусть и была она в полуобморочном состоянии вчерашним вечером, когда металась из квартиры на улицу и обратно, все равно успела заметить, с какой профессиональной деловитостью подошли к делу приехавшие милиционеры. И понятых сразу, и перчатки почти хирургические на руки, и осторожность при перемещении по разгромленным комнатам – все это присутствовало. Потом даже фотоаппарат был со вспышкой и эксперт-криминалист, который особенно поразил Ольгу. Она-то по наивности полагала, что все это бывает только в кино. Всякие там чемоданчики с кисточками и растворами. Оказалось, что ошиблась. Был и чемоданчик, и усталый дядечка был, поглядывающий на нее сердито, словно это она виновата в том, что ему так смазали конец рабочего дня.
Нет, они точно что-нибудь да узнают. И уже сегодняшним днем Ольге об этом будет известно. Она попросила их о встрече в свой обеденный перерыв, хотя парни с погонами настаивали на раннем утре. Ольга уговорила, сославшись на чрезмерную занятость. На самом деле ей просто не хотелось отпрашиваться у Евгения Евгеньевича. В первый день своего нового назначения опоздала почти на полдня. Во второй отпрашиваться… Нет, не нужно доставлять ему еще большую радость, чем та, которую он испытал вчера, не обнаружив ее на рабочем месте. К тому же Влад снова начнет выражать недовольство.
Ох уж этот Влад!..
Ольга мгновенно поскучнела. До сего момента она лучезарно улыбалась Мишке, которого одевала в прихожей, сидя перед ним на корточках. А тут мгновенно все заныло внутри.
Что ей с ним теперь делать, с этим Владом?! Как поступить?! Его настойчивость была сродни атаке моторизированной бригады спецназа. С ходу быка за рога. И никакие ее проблемы его не волнуют, потому что он соскучиться успел. И про жену беременную как-то уж очень быстро позабыл. И если учесть, что накануне он сильно печалился о ее спокойствии, пугаясь огласки и все такое, то потом…
Потом, не особенно мучаясь угрызениями совести, быстренько побывал в постели у первой жены. Повысил в должности, настаивает на новом свидании. Что это? Дремавшие до поры чувства вновь пробудились ото сна и всколыхнулись с новой силой? Банально звучит и неправдоподобно. Нет, может, с кем-то это могло запросто произойти. С кем-то, но только не с ее бывшим мужем. Он не мог вот так в одночасье возлюбить ее с прежней силой. Позвольте, а с какой прежней силой, если он сказал, что и не любил ее никогда, как требовалось для счастливого существования под одной крышей. Тогда что ему от нее нужно? Что-то ведь было нужно, не напрасно же он все это затевал.
Кошмар! Мало ей забот с пропавшей Ксюшкой, так еще голову ломать над тем, что затеял Владик. Ей нужно так выстроить оборону, чтобы не попасться в расставленные силки. В чем, в чем, а в этом он был виртуозом! Как вчера припер ее к двери… Знал, мерзавец, что у нее в тот же миг коленки задрожат. Да он все про нее знает. Все, вплоть до того, что она до сих пор от него без ума. Или все напридумывала себе, одурев от одиночества в холодной пустой квартире?..
Ох, господи, дела твои тяжкие. Как же во всем разобраться? А разбираться, по всей видимости, придется. Мишка вон и тот понимает, что нельзя все это оставлять, и в свойственной его возрасту наивной манере стребовал с нее обещание непременно вернуть ему маму и папу…
Они спустились по лестнице по гулкому, заледеневшему за ночь подъезду и вышли на улицу.
– Леля, снег! – Мишкина мордаха расплылась в довольной улыбке. – Бабу будем лепить! Хорошо.
Хорошего Ольге в такой погоде виделось мало.
Снега за ночь навалило много. Он лежал тяжелыми ноздреватыми шапками на скамейках, деревьях и тротуарных бордюрах. Ее машинка сейчас напоминала маленького верблюжонка, укрытого от пронзительного ветра теплой попонкой. С крыш текло, по-весеннему выбивая в выпавшем за ночь снегу глубокие кратеры. К обеду все это белоснежное великолепие начнет безжалостно таять и гнать по улицам ледяные ручьи, в которых будут тонуть горожане, проклиная неустойчивое межсезонье и хлипкую европейскую обувь. А к вечеру может неожиданно похолодать, и не успевший растаять снег превратится в острые хрустящие торосы. Глубокие лужи схватятся тонкой пленкой непрочного ледка, разламывающегося с карамельным треском. Хотя мороз может хрястнуть такой, что лужи мгновенно промерзнут до самого дна, и это станет новой бедой для бедняги горожанина. Он начнет скользить и падать, выворачивать лодыжки и тянуть сухожилия, проклиная теперь уже зиму, которая, как всегда, нагрянула неожиданно.
