«Ты, Валера, мент по сути своей», – ласково сказал сам себе Лапин и развеселился еще больше. Чему, спрашивается, радовался? Да тому радовался, что понял наконец, чего хочет на самом деле! А на самом деле он хотел доказать всем и самому себе, что Ольга в этом деле совсем-совсем ни при чем. Здесь замешаны совсем другие люди, и их, судя по всему, несколько. И он – Валера Лапин, – которому Танюшка советовала идти в кино сниматься, а не разгребать преступное дерьмо, кажется, начал понемногу понимать «ху из ху».
– Чему вы радуетесь? – осторожно поинтересовалась Ольга, все еще не решаясь довериться ему окончательно.
– Я? – Он снова взъерошил волосы и снова улыбнулся: – Я рад тому, что вы ни в чем не виноваты.
– А… а в чем я, по-вашему, должна была оказаться виноватой? – Ее лицо побледнело еще больше, напомнив ему сейчас маску Снежной королевы: такая же красивая и такая же неживая. – Я не трогала Лешку, если вы об этом!
– Я не о нем. Я о другом человеке… Вам о чем-нибудь говорит имя – Попов Владислав Васильевич? – вдруг спросил он, очень внимательно следя за тем, какое впечатление произведет на нее это имя.
– Владислав Васильевич? Попов? – Ольга растерянно заморгала и задумалась ненадолго. Она не занервничала, не принялась сжимать в кулаки пальцы, теребить носовой платок, и даже не вцепилась в сиденье стула. Потом чуть дернула плечами и вполне обыденным тоном произнесла: – Если это тот, о ком я думаю, то это… это должен быть родной дядя моего покойного дважды, непутевого супруга. А почему вы спросили меня о нем?
Лапину очень понравилась ее реакция. Очень! Он был хорошим, даже очень, сыскарем в свое время, чтобы Танюшка ему там ни насоветовала. Он сразу прочувствовал, что если Ольга и озадачена, то только лишь его внезапным интересом. Все остальное ей по барабану.
– Оленька, – мягко откликнулся Лапин, не ответив ей, хотя она и ждала, – давайте пока опустим ваши вопросы и заострим внимание на моих. Хорошо?
– Попытаемся. – Ей удалось взять себя в руки и перестать бояться этого красавца, который, кажется, не думал нападать на нее и не очень подходил на роль маньяка.
– Постарайтесь вспомнить, в какой связи вам удалось узнать о нем? Что вы вообще знали и знаете об этом человеке?
– Ну… Ну, Влад как-то говорил еще до первой своей кончины… Господи! – Ее глаза совсем неожиданно наполнились слезами. Ольга повернула к нему точеный, почти классический профиль, уставившись в запорошенное инеем окно. – Кому-то это может показаться бредом в самом деле!.. Так вот, он говорил мне, что у него имеется какой-то дядька весьма и весьма не нуждающийся в средствах. И будто бы его самого, мужа моего, стало быть, даже назвали при рождении в честь этого дядьки. Но потом братья – отец моего мужа и этот самый Владислав Васильевич – рассорились и перестали даже узнавать друг друга. Какая-то старая история из-за наследства. Я никогда не вдавалась в подробности…
Да, верю, думал Лапин, любуясь ее профилем. Тебе не было никакого дела до мифического образа богатенького дядюшки. Все, до чего тебе было дело, так это до его непутевого племянника. С ним ты могла ютиться в утлом вагончике, спать на одной раскладушке и грызть один сухарь на двоих. А все почему? Да потому что любила ты его беззаветно. И потому что такие цельные натуры, как ты, Оленька, не способны в чистой искренней любви преследовать какие-то меркантильные интересы. Это не про таких женщин слагают анекдоты. Это про других. Про таких женщин, как Ольга, поют романсы и слагают баллады со стихами…
– Он даже пошутил однажды, – вернул Валеру к реальности ее чистый тихий голос, – что дядька, будь он помягче, сделал бы его наследником непременно.
– Почему?
– Не знаю, не спрашивала никогда. – Оля равнодушно пожала плечами и повернулась к нему: – Мне это было неинтересно, если честно.
– Я думаю, потому, что Владислав Васильевич не имел семьи и детей не имел тоже. Внебрачных связей было сколько угодно, а детей никогда не было. Ваш муж, наверное, знал об этом?
– Наверное…
– И он никогда не пытался с ним связаться? Я о дяде говорю.
– Не знаю. А как он мог бы с ним связаться, если ему пришлось умереть?
Так вот прямо и сказала «пришлось»! Черт! Что только с нами не вытворяет жизнь?! К чему только не приучит ее суровая, в гроб ее душу мать, действительность!!!
И похоронить можно чужого человека, приняв за своего. И оплакать можно. И осознать потом, что человек этот, которого долго и страшно оплакивала, и не человек вовсе, и даже не покойник, а мразь, каких мало. Та самая мразь, что использует всех вокруг себя только лишь для того, чтобы создать себе удобства, к примеру. Или чтобы уйти от возмездия. Плевать он хотел на то, что выворачивает кому-то душу наизнанку. Плевать на то, что после него в этой самой душе останется выжженный его подлостью след. Он просто назовет свою подлость обстоятельствами, или судьбою, или божьей волею, скажем…
– А у вас не хватило ума обратиться к этому дяде за помощью после смерти вашего мужа? – выговорил с трудом Валера, еле сдерживаясь, чтобы не выругаться вслух.
– Здесь речь не об уме, Валера, – с холодком заметила Ольга. – Здесь уже речь идет о наглости. Как я могла обращаться за помощью к человеку, который не хотел признавать своего родства с племянником? Это же нонсенс! При чем тут я?! К тому же… К тому же я поняла, что Влад не погиб. Не сразу, конечно, но поняла. Да и неважно все это для меня сейчас! Ни тогда не было важно, ни сейчас, понимаете! Не нужно мне было никакой помощи от человека, который отвернулся от своих родственников по какой-то там причине. Это глупо, согласитесь?
– А как вы считаете… – начал было Валера.
Но Ольга тут же перебила его, заявив:
– Я никак не считаю. Я насчет этого человека – Владислава Васильевича Попова – не имею абсолютно никакого мнения. Никогда не видела его, видеть не желаю и…
– Да у вас и не получится его увидеть, Оля.
Тут Лапин так напрягся, что, казалось, все его нервные окончания превратились в миллионы ощетинившихся иголок, больно покалывающих тело. Это был его звездный час. Сейчас, сейчас он скажет ей, и от того, как она себя поведет, будет зависеть очень, очень многое…
– Он мертв к этому часу уже несколько месяцев.
– Да? – совершенно без эмоций спросила она, как будто речь шла об отсутствии в ближайшей булочной горячего хлеба. – Упокой господи и его душу тоже. – И тут же, без переходов: – Вы здесь закончили, Валера? Нам пора ехать. В темноте мы можем заблудиться. А вы… вы так и не предъявили мне документы. Скажите, почему я должна верить всему, что вы мне тут только что наговорили?
Лапин без лишних слов полез во внутренний карман куртки. Достал из кармана пухлый бумажник и, выдернув оттуда паспорт, водительское удостоверение, фальшивое удостоверение частного сыщика, протянул все это Ольге со словами:
– Ознакомьтесь, а то я устал от вашего недоверия и страха. Честное слово, Оль, я не Джек-потрошитель!
