Неведомая сила связала их воедино. И как бы Лив ни отрицала сей простой и незамысловатый факт, даже ей не под силу бороться с очевидным. Грегори без труда может убедить ее в обратном. Он повидал много женщин и умеет распознать в них огонек физического влечения. Внутри же него разгорался настоящий пожар. Это же так легко — схватить милую в охапку, одурманить любовью, закружить в водовороте чувственности. И она позабудет обо всем на свете и даст волю эмоциям.
Но Лив сидела в такой напряженной позе, так испуганно обхватила руками узенькие плечи… В ярком солнечном свете, пробивающемся сквозь тяжелую завесу листьев, ее фигурка казалась воздушной и эфемерной, подобной утреннему туману. Она так и не притронулась к кофе, а затравленный взгляд синих глаз ясно свидетельствовал: Лив отдала бы все на свете, лишь бы убежать подальше отсюда. Ее страдальческий вид растрогал Грегори до глубины души.
Господи, он ведь любит ее! Так пусть любовь поможет ему подождать еще немного. Не стоит запрягать телегу впереди лошади. Пусть Лив сначала начнет доверять ему, пусть осознает, что может вручить ему свое будущее и свое счастье. Тогда ей легче будет открыть в себе чувственную, физическую страсть. Любовь должна прийти первой — пусть так и будет.
Пути назад нет, отступать нельзя. Надо попробовать загладить оплошность, а затем двигаться дальше.
— Ты чертовски ошибаешься, если думаешь, будто я влюблен в Кэтлин, — осторожно начал он. — Она мне всегда нравилась, но я люблю ее просто как младшую сестренку. Поверь, это святая правда.
Он поймал на себе быстрый внимательный взгляд. Недоверчивый? Подозрительный? Что ж, он вполне заслужил подобное отношение Лив. Теперь остается только спасать положение. Ах, если бы не ее заблуждение насчет Кэтлин!
Когда он рассказывал о сестре, безошибочное женское чутье позволило Лив уловить в его словах и голосе искреннюю любовь. Неудивительно — ведь Кэтлин и в самом деле до сих пор была ему дороже всех на свете. Кроме нее, у него не осталось ни единой родной души. Грегори отчасти заменил сестре отца и мать. Он утешал и оберегал ее в детстве, следил за ее школьными успехами. А когда Кэтлин подросла, ее закружил водоворот студенческой жизни, полной развлечений. Без укоров и наставлений старшего брата она скорее всего так и не нашла бы правильного пути в жизни.
Кэтлин всегда была для Грегори и главной тревогой, и главной отрадой. И то, что Лив заметила это, свидетельствовало об одном: она слушала его с интересом, он уже не так безразличен ей, она уже начала интересоваться его мнением, видеть в нем полноценного человека, а не марионетку, купленную и оплаченную для достижения заветной цели.
Само по себе это, безусловно, плюс. Остается запастись терпением и ждать. Грегори молча поднялся, забрал у Лив чашку с остывшим кофе и взамен подвинул стакан апельсинового сока.
Девушка осторожно поднесла стакан к губам, в каждом ее движении сквозила неуверенность и тревога. Сердце Грегори сжалось от жалости. Неужели Лив боится его?
— Послушай, — снова заговорил он, — Кэтлин очень милая девушка. Примерно твоя ровесница, привлекательная, талантливая, умная. За ней хвостом таскаются тучи поклонников. Но поверь мне, пожалуйста, я нисколько не претендую на ее руку и сердце. У меня и в мыслях не было жениться на ней или завести с ней роман. И вот еще что… — Грегори слегка понизил голос: — Я предпочитаю блондинок с сапфировыми глазами, в которых мелькают фиолетовые искорки. Высоких, стройных, очаровательных блондинок со стройным станом и округлыми формами… — Он осекся, увидев, как щеки Лив заливает мучительный румянец.
Она явно поняла намек. Дальше можно было не продолжать. Правда, раз он уже так поспешил, надо объясниться до конца и правильно расставить акценты.
Сердце Грегори билось глухо и тревожно, душа тлела на медленном огне, но тон оставался ровным и спокойным. Стараясь не впадать ни в патетику, ни в легкомысленный тон, он произнес:
— Когда я сказал о своем намерении сделать наш брак настоящим, то подразумевал не кратковременную связь. Я не ищу развлечений, чтобы скрасить совместное проживание. Я предлагал быть вместе всегда: в радости и горе, пока смерть не разлучит нас. Я имел в виду нечто серьезное и настоящее — общую жизнь и целый выводок ребятишек.
«Почему?» — так и рвалось с губ Лив, но она смолчала. Не хотелось услышать, как Грегори будет пытаться убедить ее, будто сражен любовью к ней. Нет и нет! Это неправда! А вдруг — правда? Хочет ли она, чтобы это оказалось правдой?
Даже самой себе Лив не могла бы ответить на этот вопрос. К тому же следовало учесть, что стремлению Грегори сделать их брак настоящим могло найтись и другое объяснение. Что, если он видит в жене-модели свой шанс на удачу, счастливый билет, который избавит его от необходимости зарабатывать на жизнь тяжелым, нудным трудом?
Почему-то в это второе предположение верилось с трудом. Возможно, из-за искренних, задушевных ноток, что сквозили в голосе Грегори. Так или иначе, но Лив против воли начинала верить ему.
В горле у нее внезапно пересохло, и она поспешно сделала большой глоток апельсинового сока. Но даже горьковатый свежий вкус напитка не помог обрести ясность мысли и нащупать под ногами твердую почву.
— Но я вовсе не хочу замуж, — дрожащим голосом ответила она. — Ты же прекрасно знал об этом, когда мы заключали соглашение.
Для Грегори пришло время достойно отступить, позволить зароненному зернышку укрепиться, пустить корни и в конце концов расцвести и принести чудесные плоды. Он улыбнулся и едва заметно пожал плечами.
— Разумеется, знал. Но даже ты со временем можешь передумать. У тебя еще целый год в запасе, вдруг изменишь мнение? А теперь не пора ли нам сменить тему и насладиться погожим днем?
Он глотнул еще кофе, и на лице его отобразилась гримаса комического отчаяния.
— Нда, хотелось мне чего-нибудь прохладительного — и вот, пожалуйста, кофе безнадежно остыл. Съешь хоть что-нибудь.
Грегори кивнул на рогалики и тарелку со свежими фруктами и направился в кухню. Он весь взмок, сердце отчаянно колотилось. Трудно выдерживать легкий, ничего не значащий тон и изображать почти что-то идиотическое веселье, когда на уме совсем иное. Какие уж тут легкость и веселье, когда единственное желание — схватить Лив в охапку, поднять на руки, сорвать с нее всю одежду до последней ниточки и покрыть поцелуями каждый дюйм умопомрачительного тела…
Он тяжело вздохнул и поставил чайник на плиту.
— Проголодалась?
— До смерти! — с широкой, радостной улыбкой отозвалась Лив.
Грегори казалось — он в жизни не видел ничего прекраснее. Он поспешно отвернулся, чтобы эта ослепительная красота не сбила его с пути истинного. Отворив дверь на террасу, он сбросил с плеч рюкзак, где осталась лишь пустая бутылка из-под воды да пакет от фруктов.
Но смотреть в сторону было выше его сил, и Грегори вновь обратил взор на Лив. Она стояла в солнечном луче, на ее лице играли причудливые блики, в волосах танцевали золотые искры. Почти весь день «молодожены» провели, гуляя по окрестным полям и лесам. Энергия и энтузиазм Лив поразили ее спутника. Она словно сбросила с плеч добрый десяток лет и превратилась в маленькую девчушку, вырвавшуюся на каникулы после скучных школьных будней.
