«Свинья! — с горечью подумалось мне. — Тонька была права — неблагодарная свинья и есть! Она так много сделала для меня в жизни!»
Это Тонька вытащила меня из адвокатуры, порекомендовав Семену Алексеевичу как подающего надежды юриста. Это она дала мне денег в долг, когда я собралась покупать себе двухкомнатную «хрущевку». Даже счастьем с Тимуром я была обязана ей, потому что познакомились мы с ним на ее же юбилее.
Отмечала она его в ресторане «Витязь», собрав по меньшей мере человек семьдесят.
Тимур был одним из немногих, кого приглашали как нужного человека.
— Анька, — шептала мне тогда порядком захмелевшая подруга. — Ты приглядись к этому усачу, приглядись! Он с женой разошелся и пока один. Работа у него престижная — зам генерального на фирме. Заживешь, как у Христа за пазухой…
Я плохо слушала ее тогда, отдаваясь атмосфере праздника, но, когда спустя два дня Тимур сам позвонил мне и пригласил поужинать с ним, я не отказалась…
— Вам плохо? — склонилась надо мной официантка. — Может, нужно чего-нибудь?
— Нет, нет, спасибо! Я уже ухожу!
Схватив со стола сумочку, я ринулась к выходу и, не помня себя, помчалась через весь город домой. В результате этой пробежки-самоистязания, которой я подвергла себя по дороге, ругая всяческими непотребными словами свой эгоистический характер, мне еле удалось вползти в квартиру. Голову ломило от нещадной боли, гудели от усталости ноги, и, в довершение ко всему, на холодильник была пришпилена записка, гласившая: «Уехал по делам. Когда буду, не знаю. Иван».
— Ну и черт с тобой! — невольно вырвалось у меня. — Обойдусь без тебя!
Это были последние слова, которые вырвались сами собой. Рухнув бессильно на диван, я обняла подушку и разрыдалась.
* * *
Дзинь, дзинь, дзинь…
Кто-то монотонно отстукивал по голове стеклянным молоточком, совершенно не заботясь о том, что я не просила об этой услуге.
Я протяжно застонала, перевернулась на живот и попыталась спрятать голову под подушку. Но дотошное дзиньканье проникало даже сквозь толщу гусиного пуха. Сбросив с себя подушку, я с трудом разлепила опухшие глаза.
Дзиньканье не прекращалось. И только тут до меня наконец дошло, что это телефон. Я нашарила рукой аппарат и, едва не свалив его с прикроватной тумбочки, хрипло выдохнула в трубку:
— Алло! Да! Я слушаю…
— Анька, привет! — поприветствовал меня мужской голос на другом конце провода.
— Привет, а кто это?
Голос не был мне незнаком, но узнать его так вот сразу, после ночи, проведенной в терзаниях, я была не в состоянии. Я несколько секунд помолчала и повторила свой вопрос:
— Кто это?
— У тебя часом не амнезия? — язвительно поинтересовались на другом конце провода.
— Мишка? Это ты? — Прозрение все же посетило мое сознание. — Привет!..
— Чем занимаешься? Хотя о чем это я? — хмыкнул Михаил. — Если ты дома, значит, не на работе. Если долго не могла въехать, кто звонит, значит, спросонья. Я угадал?
— Да. Все правильно.
Я подоткнула себе под спину подушку и приготовилась слушать получасовой монолог Михаила, по части которых ему не было равных.
Следует заметить, что Михаил был моим однокурсником на юридическом факультете и на лекциях всегда садился по правую руку.
Я настолько привыкла к его присутствию в своей жизни, что, когда он сообщил мне о намерении бросить институт, я растерялась.
— Ты с ума сошел?! — " изумленно вытаращила я на него глаза. — Тебе же всего полтора года осталось до диплома!
— Понимаешь, Ань, мне место классное предложили. Три штуки зелени в месяц!
А ждать не станут, пока я штаны буду просиживать на студенческой скамье…
Короче, Мишка бросил учебу и пошел зарабатывать деньги. Но его финансовое благополучие длилось недолго. Фирма, нанявшая его начальником охраны, разорилась, и он остался и без работы, и без выходного пособия.
В тот злополучный день он приплелся ко мне в общежитие в стельку пьяный и долго плакался на судьбу, уткнувшись в мое дружеское плечо. Под конец он так расчувствовался, что уснул на моей кровати прямо в ботинках. Мне же пришлось всю ночь тесниться на стареньком диванчике с соседкой по комнате.
Утром Мишка мучился похмельем и, стуча себе кулаком в грудь, клялся в вечной дружбе.
Именно это его обещание и всплыло сейчас в моей памяти. Я прокашлялась и, оборвав надоедливое нытье о никчемности жизни, осторожно спросила:
— Миша, ты где-нибудь сейчас работаешь?
— А что? — насторожился он сразу.
— Да нет, это я так… Из интереса.
— А-а-а, — он помолчал и виновато пробормотал:
— Да нет… Нигде…
— Значит, ты звонишь, потому что тебе нужны деньги, — предположила я и, как оказалось впоследствии, не ошиблась.
Михаил сердито посопел в трубку, затем вполголоса чертыхнулся и наконец изрек:
— Да! Мне нужны деньги!
— Сколько? — осторожно начала я.
— Пары сотен, думаю, хватит.
— Разумеется, зеленых? — не без ехидства прозвучал мой вопрос.
— Ну не деревянных же! — возмутился Мишка. — Ань, ну ты даешь!
Мишкина непосредственность могла сбить с толку кого угодно, но только не меня. Если он рискнул в очередной раз просить у меня денег, не отдав предыдущий долг, значит, дела его совсем швах.
— Карточный долг или что-то другое? — не меняя интонации, продолжила я допрос.
— Ань, а можно я к тебе зайду?
— А ты где сейчас?
— Да за углом, в телефонной будке… — было мне ответом.
— Валяй, — бормотнула я и, бросив трубку, поплелась в прихожую открывать дверь.
Мишка явился минуты через три. Более того, в руках он держал бисквитный рулет с черничной начинкой и три чахлые гвоздики, подозреваю, сорванные с клумбы в соседнем дворе.
— Проходи, — вырвался у меня печальный вздох. — Я иду в ванную, а ты готовь завтрак.
С последним гость справился без проблем.
Когда я зашла на кухню, чашки стояли на столе в окружении тарелок с нарезанным лимоном, бисквитом, колбасой и шоколадными конфетами. Мы молча уселись и приступили к трапезе, время от времени бросая испытующие взгляды друг на друга.
— Ты чего не на работе? — первым нарушил он молчание.
— В отпуске, — прозвучал мой более чем лаконичный ответ.
— Ага, понятно, — кивнул Мишка и сунул в рот кусок колбасы. — А я опять на мели, опять без работы.
— И у тебя опять проблемы… — подсказала я.
