— Да, наверное, — произнесла она еле слышно, с изумлением рассматривая его. Почему он казался ей прежде напыщенным стареющим ловеласом? У него же такое открытое, такое доброе лицо! — Степа, а ты… Ты все еще любишь меня?
— Хм-м. — Он улыбнулся ей лукаво и мудро, прекрасно понимая, что Полине сейчас не нужна его любовь. И еще не факт, что когда-нибудь будет нужна, но лишать ее веры во что-то прямо здесь и прямо сейчас он не собирался, поэтому ответил честно: — Больше жизни, Полина. Идем…
— Сейчас пойдем, не торопи. — Она вдруг покраснела и, запинаясь, проговорила: — Степка, вот если ты сказал, что новая жизнь, да?..
— Ну. — Он взял ее за руку и повел, упирающуюся, из зарослей к дому, из-за угла которого раз, наверное, уже сотый выглядывала Ирина — ее не пускал к ним Давыдов.
— Тогда это… давай, что ли, девочку родим, а, Степка? — быстро проговорила Полина, сама себя считая при этом душевнобольной. Но почему-то ей вдруг остро захотелось сказать ему сейчас именно это.
— А почему же одну девочку-то, давай уж тогда и мальчика! — Он рассмеялся и, не останавливаясь, оглянулся на нее.
Полина, в длинной трикотажной юбке и футболке, брела, спотыкаясь на каждой кочке. Волосы, которые он тщетно пытался ей расчесать, так и висели неряшливыми прядками. Лицо сильно опухло, и от той красавицы, которую он всегда знал и любил, мало что сейчас осталось в женщине, идущей за ним. Но она шла за ним, и в этом было для него столько смысла, что ему просто душу выворачивало.
— Посмотрим, — произнес он лаконично, ответив на ее вопрос с большим опозданием. — Для начала неплохо было бы тебе полюбить меня.
— Я буду стараться, Степка. Очень буду стараться, только ты… — Она вдруг выдернула у него свою руку, шагнула к нему и крепко прижалась к его груди, снова со всхлипом пробормотав: — Только ты не бросай меня никогда! И пусть… и пусть даже смерть не разлучит нас!
