– По крайней мере, моя мама считает, что я настоящий.
– И это сейчас, когда я держу прут у твоего горла? – не обращая внимания на его слова, спросила я.
– А еще ты на мне сидишь, и если сдвинешься чуть ниже, милая, получится реально неловко.
Ох, черт.
– Или весело, – добавил он и снова расплылся в такой довольной улыбке, как будто кайфовал от самого процесса. – Я ж тебе сказал, что мне понравилось, как ты на меня набросилась. Это выглядело сексуально, хотя ты едва ли с этим согласишься.
Меня снова охватило чувство неловкости, и мне это не понравилось, в особенности потому, что я не представляла, как с этим быть, и решила не обращать внимания ни на собственные ощущения, ни на слова Рена. Чтобы вернуться к прежней важной теме, я спросила:
– Так почему ты здесь, Рен?
– Я же сказал. Мне надо с тобой поговорить, и ждать не хотелось. – Он облизнул нижнюю губу, и я на мгновение загляделась на него. – А, наверное, нужно было. Я уже понял, что тебя мой неожиданный визит не обрадовал, но я обещаю быть пай-мальчиком и лежать тихо.
Судя по тому, как блестели его зеленые глаза, я засомневалась в том, что он знает, каково это – быть пай-мальчиком.
– Понимаю, ты злишься на меня, – продолжал Рен, и я нахмурилась, – и не только за это, но и из-за того, что было вечером.
Я вцепилась в воротник его футболки. Злюсь – это слабо сказано.
– Я знаю, что видела в среду ночью.
– Не спорю.
– В четверг ты мне наболтал всякого, а Дэвиду ни слова не сказал. Ты меня выставил полной дурой.
– Никем я тебя не выставлял, – парировал Рен. – И я хорошо помню, что сразу тебе сказал: Дэвид не поверит, что ты видела старейшину.
– Ты пальцем не шевельнул, чтобы меня поддержать.
Он наклонил голову набок, не обращая совершенно никакого внимания на прут у горла.
– А с чего я должен тебя поддерживать?
Вот оно что. Меня так поразила его откровенность, что я даже выпустила ворот его футболки.
– Вот как, – только и выдавила я. – Ну ты даешь.
Он удивленно моргнул, и самодовольная улыбка наконец-то испарилась с его лица.
– Ты не поняла.
– Ну еще бы, конечно. И ничего, что теперь весь Орден считает, будто я психанула или вообще все выдумала. Или того хуже: что у меня крыша поехала. – Не успела я это сказать, как до меня дошло, почему же меня так задел поступок Рена.
Я наконец догадалась, почему была уверена, что Рен за меня заступится. Потому что так поступил бы Шон. Во что бы я ни вляпалась, он всегда меня поддерживал. Но ждать того же от Рена – верх идиотизма. Шона я знала почти всю жизнь, а Рена – несколько часов. Понятия не имею, с чего я взяла, что чужой человек поведет себя как Шон. Вот такая я дура.
– Да плевать, – наконец проговорила я, – ты не обязан был вмешиваться. Я разозлилась на Трента и проболталась. Сама виновата.
– Ты же сказала, он и сам уже обо всем знал, – возразил Рен. – Тебе не кажется это странным?
Я покачала головой.
– Нет. Думаю, Харрис еще большее трепло, чем мы с Трентом вместе взятые.
Рен ничего не ответил.
– Погоди-ка, – помолчав, проговорила я, – а ты-то откуда знаешь, что Трент был в курсе?
Рен посмотрел мне в глаза.
– Ты что-то такое говорила вчера, после того как я помешал тебе рискнуть жизнью.
Разве я рассказывала ему про Трента? Порывшись в памяти, я так ничего и не вспомнила и с опаской уставилась на парня.
– Почему я должна тебе доверять?
– У тебя нет причин мне доверять. Но знаешь что? Я тебя об этом и не просил, – Рен повторил точь-в-точь те же слова, что сказал мне вчера вечером.
И кинулся на меня.
Схватил за запястья, отвел мою руку с прутом от своего горла и повалил меня на спину. Я даже ахнуть не успела. Рен бросил прут возле меня, слез с постели и подошел к комоду.
Я вскочила, смахнула прут с кровати и, тяжело дыша, встала так, чтобы Рен оказался спиной к двери – на случай если Динь снова решит прийти ко мне на помощь.
Рен открыл рот, но вдруг перевел взгляд с моего лица пониже – и ничего не сказал. Пусть у меня давным-давно не было парня, но я же не слепая. Эти ясные, цвета зеленой листвы глаза рассматривали меня с нескрываемым интересом. Тут до меня дошло, что я стою перед ним в том же, в чем спала. А трусики и маечка у меня тоненькие. Особенно маечка. И мне не надо было даже смотреть на свою грудь, чтобы догадаться: Рен заметил, что эта часть моего тела решила, будто в комнате зябко.
Разумеется, мне тут же захотелось прикрыться, но не могла же я показать, что меня смутил его бесстыжий взгляд. Я зарделась. Мне огромных усилий стоило не обхватить себя руками: мои мышцы едва не дрожали от напряжения.
– Нравится то, что ты видишь? – бросила я.
– А то, – ответил Рен таким бархатным голосом, что у меня мурашки побежали. – Повезло твоему парню.
– Мой парень умер! – выпалила я, сама того не желая.
Рен пристально посмотрел мне в глаза, помолчал с минуту, и я почувствовала, как щеки мои вспыхнули еще сильнее.
– Прости. Мне очень жаль.
Я поджала губы.
– Он тоже был в Ордене? – тихо спросил Рен.
Я почему-то кивнула.
– Это недавно случилось? – медленно уточнил он.
Я покачала головой. Почему я вообще отвечаю на его вопросы? Ведь единственный человек, с кем я говорила о Шоне, это Вэл.
– Три года назад, – еле ворочая языком, выдавила я.
По лицу Рена мелькнула тень, но не успела я понять, в чем дело, как взгляд его прояснился.
– Тебе двадцать один год, так?
– Да ты в мое личное дело явно не одним глазком заглянул.
– Если я правильно помню, двадцать два тебе исполнится в декабре, – не обращая внимания на мое замечание, продолжал он.
Я чуть опустила прут.
– Ого! Вот так память. А тебе сколько?
– Двадцать четыре. День рождения только что прошел, но я все равно принимаю подарки. – Рен мимолетно улыбнулся, но глаза его оставались серьезными. – Значит, он был твоей первой любовью.
Я отшатнулась, словно меня ударили в грудь, и моргнула. Слова Рена прозвучали не как вопрос, а как утверждение. Интересно, где он вычитал эту информацию – неужели у меня на лбу… или на груди?
Меня снова окатила ярость.
– Не твое дело. И какое это имеет отношение к тому, почему ты здесь?
– Ты права. – Рен поднял руку. Я напряглась, но он всего лишь запустил пальцы в свои густые кудри. – Я здесь потому, что, как сказал тебе вчера, в Новом Орлеане орудуют старейшины. Вот поэтому я здесь. Я за ними охочусь.